– Крепче, чем большинство здесь, – – чётко отчеканивает Фрэнсис и садится в другое кресло, находящееся напротив этого большегрузного мужчины. Конечно, Фрэнсис имеет в виду весь мир – и даже, может быть, всё Мироздание. Да, этот Фрэнсис считает, что всякий может быть с виду крепким, но внутри некоторых, даже из крепких на вид, открывается брешь, через которую в человека может войти всякое, что впоследствии сильно помешает тому, этому мнимому человеку, идти смелой походкой вперёд. Да, быть может – опять же по мнению Фрэнсиса – он сам иногда и сходил с тропинки, по которой шёл всегда обычно с высоко поднятой головой, но он, сам этот Фрэнсис, шёл почти всегда только протоптанной дорогой – и, конечно, ошибиться здесь было невозможно, ведь всякий, о ком бы Фрэнсис ни думал внутри своей свиты – — всякий из них шёл по этой же тропинке и, конечно, свернуть с неё было бы глупо – подобно проигрышу. Так Фрэнсис и считает о Давиде – будто Давид то есть сошёл с протоптанной тропинки Запада… И стал поклоняться Аллаху, как называл Давид своего Бога.
– Бенедикт, – говорит грузный мужчина. – Называйте меня именно так. Я не стесняюсь своего имени, – договаривает браво Бенедикт и закуривает сигару. Он достаточно долго дымит, а Фрэнсис разглядывает всё вокруг в этом огромнейшем кабинете. – То есть устранить этого Давида у вас не будет проблемы?.. – – – озвучивает Бенедикт с сильным презрением и выдыхает очень много из лёгких. Презрение Бенедикта относится сразу к двум вещам. Вообще сам по себе Бенедикт не терпит Давида, этого мусульманина – — как не терпит Бенедикт и всякого мусульманина – однако не потому, что вера у них не та, или что-то с культурой не так – — а потому что Бенедикт глубоко предан только своей компании, которая никак не может держаться на плаву без его, Бенедикта, на то осведомления. Когда-то его род был связан с государством, однако позже – — при явном капитализме – этот род приобрёл акции и стал ценовым, что значит стал стоить больших денег. Бенедикт не хотел терять себе цену, хотя иногда его корни и говорили, что нужно всецело заниматься только государством, ведь одна из его ветвей – сам Отто фон Бисмарк – — был преданным государству человеком – — и не просто ахти какого государства, а – великого государства. Конечно, Бенедикт не хочет уж быть точной копией Бисмарка, но всё же старается и впредь уважать это: стремление Бисмарка захватить не только интересы в своём государстве, но и на малом континенте, как любят называть Европу и Западную часть России – – и поэтому Бенедикт стремится быть подобным Бисмарку – — хоть и не в создании становления государственной машины – но в стремлении приобрести для себя хорошую и достаточно-высокую цену. И он всегда ищет большую для себя цену. Быть может, он явно видит в политике Бисмарка –