Вскоре оказались в просторном, тоже освещенном бетонном помещении, с деревянными отсеками по бокам. В двух стояли лошади, остальные пустовали. Откуда-то появился мастер, доложив Чугаю, что с откаткой в порядке.
– Добро, – кивнул начальник.
Втроем прошли в ее конец, уселись за длинный дощатый стол, ввел Кольку в курс дела. Оказалось, здесь содержатся тридцать лошадей, сейчас они на работе, две чуть приболели. Уголь доставляют в вагонетках из-под добычной лавы*, откуда выдают по грузовому стволу на гора.*
– Есть одна особенность, – подчеркнул начальник. – Коногон управляет лошадью без вожжей, командами. «Пошла» «прими вправо», прими влево», «стой».
– И что, выполняют? – удивился Колька.
– Ну да. Специально обучены.
– И сколько груженых вагонеток может тянуть одна?
– До восьми. В каждой полторы тонны угля.
– Не слабо.
– И еще. В поездке не лихачить. Вагонетки могут сойти с рельсов и покалечить. А то и задавить насмерть.
– Понял, – ответил Колька.
– Значит так, Петро, – сказал Чугай мастеру. – Закрепишь за ним Ястреба.
Так Колька стал коногоном.
Ястреб оказался буланым жеребцом пяти лет, рослым и спокойным. Через неделю новичок освоился со своей профессией и стал выполнять норму. Бригада приняла его нормально, был в ней самый молодой.
Кольке нравилось курсировать в темноте длинного штрека, подсвеченной его лампой на насыпку* и обратно к стволу, слушать, гул колесных пар, наблюдать, как с конвейера грузятся вагонетки. В перерывах он с удовольствием ел свой «тормозок»* и обязательно угощал хлебом Ястреба.
Проработав коногоном семь месяцев, захотел стать забойщиком, как отец.
Лев Антонович не возражал, устроил сына в бригаду к своему куму – Лушину. Это был его земляк, на пять лет моложе, звали Матвей Васильевич. Для Кольки стал первым наставником. Учил, как рубить уголь отбойным молотком, отгребать его короткой «грабаркой»* и возводить за собой крепь, орудуя пилой с обушком. А еще учил, как спасаться в случае обвала, взрыва метана или прорыва в лаву подземных вод. Такое иногда случалось
В первый месяц, выехав после смены на гора* и помывшись в бане, Колька возвращался домой и, наскоро поужинав, валился спать. Настолько уставал. Затем привык.
От отбойного молотка весом в двенадцать килограммов, который почти все время приходилось держать на весу, вгрызаясь в угольный забой, мышцы налились силой, плечи еще больше раздались, тело стало жилистым и крепким. Зажатым в кулаке гвоздем он на спор пробивал «сороковку»* и не отставал в работе от других забойщиков.
Спустя год Колькина фотография висела на доске почета в клубе среди горняков – стахановцев.