Цветок для Прозерпины. Диана Аркадная

в шапке статьи, одной из нескольких такого толка. Сабина не могла бы уличить журналистку, под авторством которой статья и вышла, в откровенной клевете, но намеки, расставленные тут и там, передавали однозначную мысль – яблоко от яблоньки, из маленьких акулят вырастают большие акулы, а следствие на все закрывает глаза. Из текста становилось ясно, что ее мать была чуть ли не серийной убийцей, что коллеги – правда, не уточнялось, какие – считают ее нелюдимой и странной, а с погибшей ее связывали сложные отношения неприязни и соперничества за внимание мужчины. Под статьей оказалось много комментариев. Слова кричали в девушку с голубого экрана, заливали обжигающим гневом рот, расплывались жирным пятном перед глазами.

      В маленьких городках люди как части единого монолита подпирают друг друга, врастают рассудком и чувствами, становятся в чем-то похожими. Как пласт земли, поднимаемый сотрясающей волной, любое громкое событие волнует и будоражит остается в людской памяти так долго, что и не стереть.

      'Директор первой школы убит собственной женой' – пестрели газеты громким заголовком когда-то там, в прошлом. При жизни ее отчим пользовался большим уважением, те, кто был моложе, сами у него учились, те, кто старше, учили своих детей и внуков. Похоронный кортеж, провожавший мужчину в последний путь, тянулся на несколько сотен метров.

      Сабина тоже была там. Кожу ее выедали чужие взгляды, впитывались алой буквой. Если девочка и хотела забыть о том, что случилось, спрятать в глубины подсознания преследующий ее красный цвет, ей бы просто не позволили. Все время похорон, когда читались проводящие речи, когда цветы опускались на крышку гроба, чтобы быть засыпанными комьями волглой земли, когда вокруг слышался плач и тихие разговоры, она думала лишь о том, как это несправедливо. Ее отчима, жестокого и ненавистного ею, в этом мире любили столько людей, а Сабину – совсем никто. Иначе, почему она осталась совсем одна?

      ***

      На седьмой день утомительная монотонность наконец была потревожена – Сабине поступает звонок. Она сначала даже чувствует некоторое недоумение – за все это время никто не беспокоил даже по вопросам следствия, только Любовь Григорьевна пару раз звонила справиться о ее состоянии. На экране телефона высвечивается незнакомый номер, и девушка чувствует некоторое волнение, прежде чем принять вызов. Неужели следователи обнаружили что-то и теперь ее потребуют явиться в прокуратуру?

      Однако ожидания Сабины не оправдываются – звонившим оказывается отец одного из пациентов, поступавшего в экстренном состоянии к ним в отделение в конце весны. Отца звали Чиркеном Авджи, и, кажется, у него были турецкие корни. Его сын Тимур, совсем молодой парень на пару лет младше Сабины, пробыл без сознания несколько дней, прежде чем смог очнуться. Его тогда довольно быстро, через неделю, забрали на домашнее восстановление, хотя лечащий врач и был против отпускать пациента в относительно тяжелом состоянии. У девушки осталось в памяти, что отец