Домашние пошумели и угомонились, разбредясь по своим углам на ночь, а Палашка так и осталась в бабском угла среди утвари. Одна в своём горе.
Сердце ныло в груди, или это переполненная грудь ныла в ожидании дитя, или то и другое. Паланья прикоснулась к затвердевшей груди и тут же по животу потекло ничем не сдерживаемое молоко. Жалко. Добро пропадает… Она взяла крынку и начала сцеживать в неё драгоценную жидкость. Мерный процесс немного успокоил, белое молоко с тихим шуршанием пенясь потихоньку наполняло глиняный кувшинчик. А ведь должно было достаться ребёнку. Слезы снова подступили к глазам. Нельзя плакать – молоко горчить будет. Пусть не Демиду, соседским деткам отдаст. Опустошив обе груди, Паланья отложила крынку в сторону, накрыла её чистой тряпицей и, опустив голову на сложенные на столе руки, дала волю слезам. Да так и уснула.
*****
Ночь выдалась бессонная, богатая на впечатления и новые эмоции.
Йеге, как и любой бабе, было жалко каждого детёныша: будь то рысёнок, волчонок, бельчонок. Она была готова приложить все усилия чтобы выходить и спасти мальца, а то и найти ему приёмную семью.
А тут не лосёнок, и даже не медвежонок. Человеческий ребенок истошно орал в коробе, размахивая маленькими кулачонками и что-то требуя от неразумной ведуньи. И это озадачило ни разу не имевшую дела с младенцами Йегу – она стояла и рассеяно смотрела на орущего бузуна. Тут на выручку пришёл Иван, старший ребёнок в большой семье, он успел побыть нянькой для младших пока сёстры не подросли.
Иван достал мальчугана из короба и велел Йеге принести чистой холстины, сухого мха и ушат теплой воды. Когда ведунья вернулась, он уже развернул тряпицы, в которые был завёрнут малыш. Запах стоял… Ух! Йега быстро вернулась к полке со снадобьями и добавила в воду отвара ромашки.
Воин передал ей перепачканного и не перестающего орать малыша:
– Давай ты, а я пока пеленало подготовлю.
Каждая ведунья, получая от Мары дар долголетия, отдает той самое ценное, что есть у женщины – возможность продолжать жизнь, возможность иметь детей. И, с учетом образа жизни лесной хранительницы, не каждой ведьме доведется держать в руках младенца. Вот и Йега испытывала почти благоговейный трепет от того, что ей предстоит взять ребёнка. Она аккуратно взяла малыша двумя руками и опустила в теплую воду. Мальчик блаженно затих и лишь слегка покряхтывал от удовольствия, пока его купали и намывали. Но стоило достать его из воды, как бузун снова начал протестовать. Иван ловко подхватил малыша вытер холстиной и завернул в другую, подложив под гузок кусок с завернутым мхом. Ведунья тем временем подготовила удобную корзину.
– Он есть хочет, – пояснил мужчина, укладывая сопротивляющегося малыша в корзину, – можно теплого молока с вечерней кашей развести пожиже. Должен осилить.
Пока