– А как же! – встрепенулся старик, и глаза его заблестели, – и не только здешние, я ведь в парнях не в одной у себя в деревне на гармони играл, но и в другие ходил.
– Звали?
– Куда звали, а куда и сам шел. Не везде были гармонисты, а меня всюду знали, потому и звали. Я же был веселый и девкам нравился. Приду, а они «Юшка! Взыграй!», я и играю. Ра-а-ды были! Пляшут, поют. Весело! – и вдруг спросил меня, – Ты на Вьюлке бывал?
– Да, – ответил я, не понимая, к чему он клонит.
Вьюлка, как я уже упоминал, – небольшая речка, петляющая по лесистой и болотистой низине, богатой черничными угодьями, и впадающая недалеко от Луков в Нерль. Бывал я там, разумеется, по своим рыбацким интересам. Речка быстрая, местами сплошь поросшая камышом, с глубокими бочагами на изгибах. И каждый раз – не знаю почему – испытывал в том краю странное чувство беспокойства, если не сказать страха. Всё время мне казалось, что я там не один, и, стоя у реки, никак не мог сосредоточиться на процессе рыбалки, постоянно оглядывался, поскольку, буквально, физически ощущал на своей спине как будто чьи-то пристальные и недобрые взгляды. Больше всего на меня давил прижимавшийся близко к реке густой и темный – в духе впечатлявших ещё в детстве сумрачных иллюстраций к сказкам братьев Гримм – хвойный лес с вековыми деревьями и опустившимися чуть ли ни до земли тяжелыми ветвями. Всё время было ощущение, что там в гуще кто-то есть, и тот кто-то, затаившись, следит оттуда за мной. Как нельзя «лучше», эта чертовщина дополнялась обилием змей в тех местах – осенью я несколько раз нарывался в лесах вдоль Вьюлки на их клубящиеся скопления. В этом нет ничего необычного – они так готовятся к зимней спячке, но как-то одно накладывалось на другое. Я понимал, что это полнейшая глупость, но поделать ничего с собой не мог и даже перестал бывать там в одиночку, предпочитая по спокойствию и рыбалке гостеприимные берега Нерли, хотя здесь тоже хватает всяких прибрежных жителей. Но с ними я вполне лажу, поскольку это ещё вопрос: кто кого в первую очередь боится?
– Вот, – продолжал дед, – я молодым-то часто с гармонью ходил в деревни за Вьюлкой, играл там для деревенских. Допоздна играл, летом-то долго светло. Так, бывало, и задержишься у кого ни то до утра, – он, сделав что-то подобное мхатовской паузы, победно посмотрел в мою сторону. – Но это редко случалось – домой к мельнице надо было возвращаться. Я ж не бездельник какой был. У меня моя работа была на первом месте. Дел-то хватало и днем и ночью, а всё в радость, – при упоминании о мельнице и о работе на ней черты его не слишком обаятельного лица всегда смягчались и выцветшие глаза теплели. – Ну, вот, и иду я, бывало, домой, а уж смеркается вовсю. А я держу через лес, и хоть все тропинки были знакомы, но мне одиноко чувствовалось,