Друзья сели в машину. Нечаев озадаченно посмотрел на Андрея:
– Я уже ничего не понимаю. Бред какой-то. Она говорит, что дом сгорел в понедельник, – кивнул Сергей в сторону удаляющейся женщины с коляской. – Но я тут был позавчера, здесь все было целое. – Нечаев достал телефон и еще раз просмотрел фото из бара с номером телефона. – Здесь и дата стоит: сделано в пятницу тринадцатого, – растерянно произнес он, просмотрев свойства файла с фотографией. – Ну вот, сам посмотри! – он протянул другу телефон.
Андрей мельком взглянул на экран мобильника, потом с беспокойством посмотрел на Нечаева. Он приметил, что Сергей снова начал погружаться в то болезненное и потерянное состояние, в котором он нашел его сегодняшним утром. Андрей настойчиво и как-то суетливо пытался придумать, чем бы отвлечь друга от возрождающегося в нем безумия.
– Серега, слушай, а может съездишь к Олиной маме? Она звала тебя на… к-хм… поминках, – сконфузился Андрей, – просила, чтобы почаще к ней заглядывал, не забывал…
Нечаева словно током ударило:
– Так к ней можно?! Она же в реанимации была. Уже перевели в палату?
Андрей еще больше забеспокоился и, пересилив себя, заглянул другу в глаза, но не увидел там ничего, кроме нескрываемого удивления. От прежнего подступающего помешательства не осталось и следа.
– Серег, она дома. Говорят, когда скорую ей вызывали, она наотрез отказалась в больницу ехать. Соседка вроде бы ей помогает…
– Так что же ты молчал все это время?! – воскликнув, прервал его Сергей. – Конечно, съезжу, и прямо сейчас! Подбросишь?
Андрей с готовностью кивнул, быстро развернулся в ближайшей подворотне, и они поехали прочь от сгоревшего дома навстречу суетливому проспекту, где Нечаев то ли в одной из своих грез, то ли в какой-то другой реальности однажды чуть не попал в аварию.
Глава 7. Ирина Васильевна.
Сергей пока до конца так и не разобрался, что же его так тянуло к Ирине Васильевне? Неужели он хотел еще больше погрузиться в царство скорби и безысходности? Нет, причина явно была не в этом. Ему с лихвой хватало своего собственного беспросветного отчаяния. Тогда, может быть, его влекла их общая беда? Ведь говорят же, что люди, объединенные общим горем, легче переносят его, когда помогают друг другу нести это тяжкое бремя. Но Нечаев определенно был не из таких. Он привык держать все в себе: все свои эмоции, переживания, страхи и слезы он старательно прятал от окружающих. Временами он замечал, что даже самому закоренелому альтруисту для облегчения своей горестной участи порой так жизненно необходимо видеть, что его близкий тоже страдает и уж непременно чтобы не меньше, чем он сам. И даже малая толика осознания этого чужого страдания смягчала участь несчастного бедолаги. На редких траурных событиях, которые непременно случаются в жизни любого взрослого