Друзья-республиканцы крепко пожимают руки и обнимаются.
Рылеев уехал. Грибоедов растормошил Одоевского, не понимающего кипящего настроения старшего друга… Чтобы совладать с ним, Грибоедов садится за фортепиано и извлекает нежнейшие звуки, будто коллекционируя их, время от времени возвращаясь, повторяя их с вариациями и снова возобновляя поиск… Князь Одоевский тихо дремлет на диване, но музыкант знает, что он не спит.
– А ты, мой князь, всерьез меня встревожил и… похоже, надоумил. – Грибоедов, не прерывая игры, говорит в такт только что найденной мелодии. – Да, мы колеблемся, но там, в том стане чужеродном, червя сомнения не знают и нас стерегут как дичь… Как ты давеча о царе Александре молвил? «Он посмотрел внимательно, учителем с розгами за спиной…»
Одоевский, не открывая глаз, полусонно поправляет:
– …Как учитель на проказников, уже имея умысел и намеренье наказать примерно.
– А ведь это в его характере… А что, если мы… Впрочем, нет – померещилось. Пора нам спать. Возможно, скоро мне в дорогу. Я так давно Степану Бегичеву обещал визит и всё откладывал, откладывал…
– Нестройность нашу нам прости. – Князь Одоевский слегка оживает. – Ты великодушен, ты силен… дай Бог, тебя услышат там, на юге. Я уверен: звёзды нам благоволят…
Глава II. Отложенная голгофа Романовых
1. Ярый карбонарий
Уже в дороге Грибоедов понял, отчего так маялась душа в последние дни перед отъездом. Да, торопился, да, волновался от предстоящей встречи с большим другом Степаном Бегичевым и его семьей. Хорошо ведь помнил, как расставались год назад после завершения им пьесы в их поместье, их восторг как первых слушателей монологов Чацкого, как обещал Степану осенью приехать хоть на три денечка… Потом – нежданный успех пьесы в столице, заграничный паспорт и свободная дорога в Париж, негаданная любовь юной актрисы… Теперь осталось одно – весть от Ермолова; она вдруг высветила причины и смысл его метаний и исканий. Ему открылась глубокая и таинственная связь его души с настроениями в обществе, которое так жадно поглощает «Горе от ума» только потому, что полностью согласно с его обвинением самовластья и крепостного права. Его личная жажда сбросить рабство, пробудить общество и народ к новой жизни идет от глубинных чувств народных! Увы, они понятны только честным людям да поэтам.
Всё это в последние полгода не раз обдумано, не раз говорено в узком кругу друзей, но когда была заложена коляска и собраны в дорогу вещи, он медлил и не мог понять: что же так гложет душу, будто он совершает тяжкую ошибку или забыл нечто такое, без чего вся его поездка будет пустым и ничтожным делом?
В это время он часто виделся и с Фаддеем