Александр Бестужев – а это был он, душа всей передовой пишущей братии Петербурга, редактор журнала «Полярная звезда», – обнимаясь с князем и со всеми, со смехом отвечал:
– И я сбежал в разгар мазурки – но к цыганкам!
– Подтверди немедля, что Александр – вчерашний день и карта битая! Моим мнением пытаются манкировать.
Бестужев неспешно снял верхний мундир и, развалившись на диване, устало махнул рукой. Тут все убедились, что гвардеец изрядно навеселе.
– Сердит, а может, зол… Да, таким не знал его. Шеф мой, герцог Вюртембергский, взял верх в их давнем споре… Пустое, шашни давние… А вы решили его судьбу, а заодно и вашу? (Смеется.)
Князь Одоевский мгновенно закипает:
– Грибоедов хочет ответа: мы мямлим, слушать тошно. Ермолова боимся! Цари меняют роли как перчатки, чтобы давить, давить народ!.. Чтобы собачились с поляками и на Кавказе кровь лилась. Партия злосчастной немки – жены убитого царя и матери убийцы – вновь тризну затевает. За нею тени Палена и Бенингсена и их учителей английских! Им нужна Россия рабская и темная, с двором распутным, гордящимся лишь войнами и войском, – как при Екатерине. «Всё будет как при бабушке!» – девиз Романовых навеки. Александр пообещал – и слово держит! Да мы тут объявились. Мы, поколенье, которого Россия жаждала века! Сдержать нас может только цербер Никки. Заартачится плешивый царь-глухарь – его прикончат сами англичане и без нас, через своих агентов. (Обхватив голову руками, юный князь подходит к Бестужеву.) В такой момент, Саша, мы не доверяем генералу боевому, победителю Наполеона! Хватит ему горцев вольных осаждать – пора к России рабской обернуться! Нет – там он хорош, а для России новой не годится! Как же так?
Самый молодой заговорщик нервно смеется в полной тишине.
– Собрались три Саши-богатыря – жди битвы! – Оболенский осуждающе покрутил головой. – Мы не так категоричны, князь, как вы живописали! Никто ответа не давал пока.
– Отчего же? – устало заметил Грибоедов. – Если от сути не уклоняться, то князь был точен. Вы не Ермолова чуждаетесь – само начало действий вас настораживает и грызет сомненьями. Одно дело – вольтеровски умы колебля, парить в качелях чести ложной, кичась образованьем. И сам я это испытал. До нас Вольтер полвека колебал устои – и революция закончилась кровавой кашей, возвратом королей… Но вот у нас есть шанс в свой час заняться делом. И этот шанс зовут Ермолов. Я настаиваю! Единственное имя, вокруг которого объединится вся Россия, и он уже известен таковым. Но решится ли, если мы сомненьями опутаны?..
Выйдя на середину комнаты, Рылеев вдруг своим высоким и чистым голосом сказал:
– Я – «за»! Надоело сомневаться, видя, как тяжело народу…
– Слава Богу! – выдохнул Грибоедов, резко поднимаясь и тоже выходя на середину комнаты; руки его жестикулируют не в такт словам. – Уход царя-лжеца, лентяя – лишь спусковой курок… Заряд – наша республиканская