Топор вздернул брови:
– Этого старого козла? Почему бы не отпустить? Такой хиляк Трем ни к чему. – Он улыбнулся шире прежнего. – А вот ты станешь прекрасной жертвой. Тебя можно даже причислить к Достойным.
– Хорошо, – ответила она, выпрямившись в полный рост и расправив плечи. – Я буду жертвой. Оставьте Уена и берите меня.
– Тебя взять? Взять тебя… – Копье хихикнул себе в усы и покосился на приятеля. – Что скажешь? По мне, почему бы и нам не взять ее, прежде чем отдать Троим? Малость крови на ляжках им не помешает. Для них это вроде подливы.
Ненависть схватила Рука за горло и потянула вперед. Пламя подгрызало деревянные столбы, глодало скамьи, но этот огонь был холодным в сравнении с горящим у него в жилах. Вопли отдалились, заглохли. Пропала боль в руках и плечах. Он протянул руку к высокому, по грудь, канделябру, не замечая ни сыпавшихся на пол искр, ни раскатившихся под скамьи горящих свечей. Храм уже горит, тут он ничего не поделает. Железо обжигало ладонь. Казалось, так и должно быть.
– Взгляните на себя, – умолял Старик Уен. – Загляните в себя. Вы же не хотите…
Топор небрежно махнул оружием, попав старому жрецу обухом по виску.
– Не надо! – вскрикнул Бьен, но было поздно.
Уен вскинул дрожащую ладонь, но топор уже мелькнул в воздухе и врезался в череп бронзовым острием.
Бьен метнулась вперед, но оживший наконец Рук ухватил ее за одежду и дернул обратно. Она ударила его в скулу – нечаянный, отчаянный удар, которого Рук почти не заметил. Одной рукой он отодвинул женщину себе за спину.
– Беги! – приказал он, заслонив ее от вооруженных людей занесенным канделябром.
Уена он опоздал спасти. И Хоана. Он не мог спасти ни храма, ни людей, но, вероятно, еще успевал спасти Бьен.
– Я тебя люблю, – сказал он и толкнул ее в глубину нефа.
Там меньше было давки. Если повезет, она выберется через боковую дверцу на площадь или к спальному корпусу. Он не рискнул оглянуться, чтобы проследить, в какую сторону она двинулась.
Те двое от неожиданного сопротивления чуть замешкались, переглянулись, и Топор мерзко хихикнул:
– Похоже, хоть один здесь готов подраться.
Копейщик взглянул на него мертвыми глазами и не ответил.
Мужчины молча стали наступать. Острие копья горело в свете пожара, а бронзовый топор был окрашен кровью. Державший его человек ухмылялся так, будто все это смертоубийство было затеяно ему на потеху. Копейщик тоже улыбался, но у того глаза были пустыми дырами.
Рук по короткой дуге взмахнул перед собой канделябром. Ни острых углов, ни выступов, но одной его тяжестью можно было переломать кости или размозжить череп. Сделав полшага вперед, Рук отбил копье.
Над смятым трупом Уена корчилась в огне Эйра. Огонь зачернил ее плечи, сожрал лицо. Некогда было задумываться об осквернении богини.
Копейный выпад. Рук отбил древко, отшагнул от удара топора.
– Дерешься,