– Это не все, – медленно проговорил он.
Он кого-то бросил? От этой мысли ему стало тошно. Он, как видно, бросил всех. Всех, кроме Бьен.
– Нет, – сказала она. – Ты от них отбился. Спас меня.
Молчание походило на вбитый между ними клин. В висках у Рука бился пульс. Ноги подгибались. Прямо перед ним огонь догрызал кости.
– Почему не спас остальных?
– Ты пытался. – В ее глазах стояли слезы. – Их было слишком много.
– Ты о чем-то умалчиваешь.
Сколько лет он ее знал, ни разу Бьен ему не солгала – или он ни разу не ловил ее на лжи. И ни разу не слышал, чтобы она солгала другому. Значит, она защищает его – что-то он сделал или, скорее, чего-то не сделал. Мысли так и метались.
– Я должен знать.
Он снова закрыл глаза, но воспоминания явились не те, а давние.
Кем Анх учит его вгонять напряженный палец в глаз крокодилу – вгонять поглубже, доставая до мозга. Ханг Лок показывает, как взять за горло раненого ягуара – вот так, давить и давить, пока его загорелые, скользкие от ила пальцы не утонут в горячей шерсти, пока обессилевший зверь не замрет.
Что, если он от этого так и не избавился? Что, если в решающий миг забыл все уроки Эйры, сорвался в прежнее необузданное зверство?
Он встретил взгляд Бьен.
– Что бы ни было. Что бы я ни натворил. Я должен знать.
– Мы бежали, – выдохнула она протяжно, прерывисто.
Рук не знал, хочет ли верить ее словам. Бегство – путь труса, но лучше трус, чем убийца.
Он долго вглядывался в лицо Бьен, силясь прочесть мысли в ее глазах, и наконец устало кивнул. Все сходилось. В храме были десятки людей – людей с оружием. Сражаясь, он бы погиб, и детский опыт бы не спас. Наверняка сбежал. Вот потому-то он сейчас здесь, подкидывает бревна в огонь, а остальные по кускам остались на пожарище.
– Ты меня спас. – Бьен тронула его за плечо. – Ты сдерживал тех двоих, пока я не убежала.
«Тех двоих…»
Рук уставил взгляд в самый жар костра и смотрел, пока не стало жечь глаза. Еще чуть-чуть, и он поймает воспоминание: двое с оружием в руках ухмыляются, подсвеченные сзади пожаром…
– Они убили Уена…
– Не думай об этом, – тонким, будто придушенным голосом попросила Бьен.
– Они убили Уена. Я взялся за канделябр, и тут меня чем-то ударило…
Он поднял руку к затылку, надавил на здоровенную, как яйцо, шишку, впустил в себя боль и отпустил. Облегчение прояснило мысли. Он смотрел в шипящие, мечущиеся языки огня.
– Надо идти, – позвала Бьен.
– Погоди, я сейчас вспомню…
– Надо идти.
Это уже была мольба. Он впервые слышал, как она умоляет.
Толстое бревно в погребальном костре переломилось, подтесанное жаром, обрушилось в туче искр… и он увидел: головы врагов взрываются кровавой жижей, валятся тела. Бьен стоит за ними, сжимая кулаки, с лицом, застывшим как маска.
От такого видения ноги подкашиваются.
– Ты лич, – проговорил он, поворачиваясь к ней. – Помилуй, добрая Эйра,