– С полчаса.
Для Вани ходить в церковь по выходным было также естественно, как на ночь запирать скотину, а утром подбрасывать дрова в остывшую за ночь печь… Таков был ритм размеренной, деревенской жизни: всей семьёй ходили в субботу – к вечерней службе, в воскресенье – к обедне. Так было принято, так было заведено. Все односельчане стекались в деревенский храм, стоявший на пригорке и видный издалека своими золочёными маковками. Выструганный из досок, почерневших от времени, незатейливо украшенный написанными местными умельцами иконами, которые тоже почернели то ли от времени, то ли от копоти свечей, он был уютен и привычен, как старенький Ванин дедушка, всё время проводивший на полатях. Только доброго, смирного старичка не стало, а храм продолжал стоять… А ведь храм этот помнил деда ещё ребёнком: помнил, и когда принесли его крестить, и когда выстаивал малыш первые свои службы. Помнил храм, когда дед, ещё молодой парень, венчался здесь с Ваниной бабушкой, тогда – худенькой, застенчивой девчонкой. Помнили закоптелые стены, когда дед с бабкой, а тогда – молодые родители, приносили крестить сюда и своих детей, Ваниного отца Фёдора, дядю Андрея, и других их сестёр и братьев – всего в семье родилось восемь детей… Помнил храм, когда родня приводила деда, еле стоящего на ногах, на литургии. Помнил, когда отпевали его, лежащего в простом деревянном гробу… И также помнил старинный храм и родителей деда, и его бабушек и дедушек – несколько поколений прошли через него – крестины, венчание, отпевание…
Ваня любил маленький и уютный храм, как родного человека. Ему казалось, что он – живой, что у него тоже есть душа, а иконы – это его глаза, которыми он то строго, то ласково смотрит на своих чад. Особенно трогала его душу вечерняя служба зимой, когда в полумраке таинственно мерцали огоньки свечей, а лики святых как будто оживали и задумчиво смотрели на него, словно знали наперёд всё, что с ним будет…
… На улице в выходной день было непривычно тихо. По короткому мосту перешли через речку Смоленку, и по прямым и стремительным, как стрелы, улицам, которые и назывались непривычно – линии, вышли на ту самую 7-ю, где располагался храм. Дома становились всё более нарядными, стали попадаться пролетки и первые редкие пешеходы.
А снег валил крупными хлопьями, вкрадчиво и незаметно укутывая город белым одеялом.
К церкви подошли под звон колоколов, созывающих народ к обедне. Церковь, построенная в середине ХVIII столетия, ещё носила следы русского зодчества: полукруглые арочные своды на фигурных столпах, как у старинных теремов, образовывали маленькие обособленные притворы, что позволяло уединиться. Ваня сразу оценил это: опустившись на колени перед иконой святого Николая Чудотворца, он, скрытый от посторонних глаз, помолился от всей души, не привлекая ничьего внимания и не отвлекаясь на посторонних… Мотя тем временем купила свечей и, степенно кланяясь каждой иконе, ставила свечу, размашисто крестилась и переходила к следующему образу.
– Святителю Николае, моли Бога