– Валер, у тебя тысячу стрельнуть можно? – Дима выпрашивает деньги с таким отстраненно-виноватым выражением лица, что можно подумать – он делает это впервые.
Черта с два. В конце каждой нашей встречи, когда приходит время расплачиваться за выпивку. Он крепко сидит на мели и не делает никаких усилий с нее слезть.
– Может, тебе хоть грузчиком устроиться, на временную работу? Ну, чтобы, с одной стороны, не отступать от принципа, а с другой – по друзьям побираться не будешь, – Света не выдерживает и отпускает шпильку. Они с сестрой почти круглыми сутками пашут на рыбном складе – мать лежит в платной клинике, и счета оттуда будут почище, чем за любую из наших гулянок. На мой взгляд, учитывая грядущий конец света, можно было бы и тихо отойти в мир иной, позволив дочерям дожить спокойно. Но глупая тетка, которая болеет уже двенадцать лет, с раком и метастазами продолжает упорно цепляться за жизнь, несмотря на всю бессмысленность этого мероприятия.
По субботам у близняшек дрожат руки, они никак не могут скинуть напряжение рабочей недели, поэтому быстро напиваются и потом тихо клюют носом где-нибудь в углу. К воскресенью девиц мучает похмелье, но они показательно бодры, веселы, сыплют шуточками и стреляют глазами направо-налево. А к понедельнику – снова на работу.
– Ты что, моя мама? – Димка ощеривается и сплевывает на пол. – Я не для того придумал нашу тусовку, чтобы еще и здесь выслушивать нотации. Что, помирать передумала? Пометаться захотелось? Как таракан на сковородке?
В ответ Светуня молча встает, одергивает юбку-мини и виляет бедром так, что задевает Димкин бокал, опрокидывая его со стола. Смеется и идет к танцполу, на котором уже часа два без передышки отплясывает Стелла.
– Теперь у меня будет в глазах двоиться, – бормочет Валерка. Одной рукой он не перестает обнимать Иру, а другой лезет в карман, достает помятую оранжевую купюру и кидает на стол. – Так и быть, за нас и за отца-основателя.
Две «рыжие бестии» отжигают так, что все свободные посетители клуба, обладающие хотя бы искрой здорового либидо, плавно мигрируют в сторону танцпола. Лично я всегда восхищался женским умением вытворять акробатические этюды на десятисантиметровых шпильках.
– Что, нравится? – выдыхает Соня мне в ухо с коротким смешком. Хватает губами мочку, покусывает ее.
– То, что ты сейчас делаешь – да, – я оборачиваюсь и хватаю ее за затылок. Крепко и с чувством целую. Раз. Другой. – И то, как девчонки танцуют – тоже. Но ты умеешь все равно лучше.
Соня удовлетворенно кивает. Кладет голову мне на плечо и тоже глазеет на близняшек.
Движения у них дерганые и рваные, в такт мигающему свету. Временами кажется, что это марионетки повинуются веревочкам в руках паралитика, или роботы – с жестко