– А что так рано? Тебе тут скучно? А может… одиноко? – Его рука потянулась к моему лицу, но я отдернула голову.
«Блин, как он меня уже достал!» – мелькнуло в голове.
– Предпочитаю одиночество обществу человека, который избивает собственного младшего брата!
При этих словах самоуверенную рожу Эмиля перекосило, аж желваки на скулах выступили.
– Ты все не так поняла, Перчик. – Он через силу улыбнулся. Видно, все еще надеялся сразить меня своим обаянием.
– Да ну, – прищурилась я. – Надо же, какая я дура, хоть и не блондинка. Думала, ты Дэвида бьешь, а ты, оказывается, его по лицу гладил. А кверху ногами держал, потому что учил брата на руках ходить, да?
Верхняя губа Эмиля вздернулась, обнажая ровные острые зубы.
– Да ты знаешь, что этот заморыш сделал?!
– Дэвид не заморыш! – отрезала я и снова попыталась пройти. Бесполезно. – И что бы он ни сделал…
– Он настучал! – прошипел Эмиль мне в лицо. Капли слюны брызнули на щеку. Я поморщилась. – Снова! Холодная ночка в лагере его ничему не научила.
«Настучал? – мысленно повторила я. – Но…»
– Что? – Парень снова усмехнулся, разглядев недоверие в моих глазах. – Думаешь, этот тихушник не способен быть крысой? Ну, рука-то у него пока не отсохла, в отличие от языка. – Эмиль сложил пальцы так, будто держит невидимую ручку, и поводил кистью в воздухе. – Знаешь, за что его проучили в тот раз?
Я покачала головой. Перед глазами у меня стояла тетрадь, которую Эмиль вминал в лицо Д.
– А я расскажу. – Брат Монстрика склонился к моему уху, и я не оттолкнула его. Я хотела знать. Я должна была узнать о Д. все. – Тогда в лагере пацаны подшутили над одной училкой. Сперли ночью ее одежду вместе с нижним бельем и подняли на флагштоке вместо флага. Ну, утром линейка, все дела, а над двором вместо Даннеброга[12]труселя с лифаком развеваются. – Эмиль жестко ухмыльнулся. – Меня там не было, конечно. Это потом восьмиклассники рассказывали. Так вот. Кое-кто стуканул учителям, заложил всех с потрохами. Мой так называемый брат, – он сказал «брат» с той же интонацией, с какой произносил «заморыш», – в ту ночь снова нассал в постель, проснулся и попытался прибрать за собой. Так что он точно знал, кого не было в кроватях. Вот только не подумал о том, что его тоже видели. – Лицо Эмиля исказила гримаса отвращения. – Все сразу поняли, кто был грязной крысой. А у нас не любят крыс.
Он замолчал, но теперь говорил его взгляд. Внутри у меня снова набух холодный узел.
– Вот почему у нас нет стукачей. За исключением одного тупого говнюка. – Эмиль чуть отстранился и убрал с моего лица соскользнувшую на лоб прядь. – Ведь у нас их нет, верно, Перчик?
Кто-то взвизгнул и рассмеялся дальше по коридору, послышался звук шагов. Не помню, как я выскользнула из-под руки Эмиля, как ухватила куртку, как выскочила на улицу. Немного пришла в себя, уже оказавшись верхом на велосипеде. Ледяной