Когда оператор Поли де Раада появился внутри, он принял облик одного из ребятишек Пойнта, мальчишки лет десяти, в обычном для этой местности кричаще-безвкусном прикиде ганпанка и выцветшем габардиновом плащике чуть ниже колен без ремня, застегнутом на все пуговицы. Мальчик вошел по собственной воле, а потом его так затрясло, что ребенок вынужденно прислонился к стене.
– Что со мной? – озадаченно произнес он в пространство. – Я тебя раньше не видел, чувак.
Он закашлялся, утер губы тыльной стороной запястья и поискал взгляд Серотонина, но тот успел отвернуться. Спустя пару минут Вик услышал вздох. Снаружи замелькал свет. Ребенок перестал сопротивляться и сполз по стене на пол.
– Обернись, Вик, – сказал оператор.
Вик облизал губы.
– Вик, я гарантирую твою безопасность.
Вик развернулся.
– Ты совсем как моя матушка говоришь, – заметил он. Трудно было сказать, почему мать ему сейчас вспомнилась. Он больше не был уверен, какого пола ребенок с Пойнта. Существо стояло тихо, неподвижно. Вику подумалось, что если оно пошевельнется, сделает шаг, пустится бежать, проделает осмысленное движение, то грацией не уступит танцовщице. Лицо его словно бы увеличилось в размерах. И глаза тоже – они приковывали взгляд. В лице этом просияла утренняя заря бесполой непостижимой личности теневика, источавшей такой оптимизм, что ни один человек не мог на него долго смотреть.
– Вот оно, – сказал Вик. – Я кладу хабар для Поли на пол между нами, ты делаешь все, что посчитаешь нужным, а если мне что-то не понравится, клянусь, я вас обоих пристрелю на месте.
– Ты бы расслабился, – посоветовал ему оператор.
Существо постояло, словно бы в замешательстве, еще некоторое время, пока Вик не положил артефакт на пол, затем у него из глотки вырвались три-четыре чистых звонких музыкальных ноты, не так вокальные, как инструментальные; хабар слабо засветился через тряпку, в которую Вик его завернул.
– Это очень классный товар, – произнес теневик таким тоном, словно описывал хабар покупателю. – Это очень хороший товар.
Слитным движением он опустился на колени, наклонился вперед и очертил руками круг: странно детское движение защиты, каким-то образом включившее больше места, чем артефакт занимал. Изо рта у теневика потекла электромагнитная рвота. Тысячи мошек, подобных неоново-фиолетовой тапиоке, медленно закапали на сверток с хабаром.
– Я просто хочу взглянуть, что это тут у нас, – проговорил теневик, – прежде чем продолжим.
Мерцающий свет интерфейса выхватил его лицо, на краткий миг стерев черты. Стены комнаты тоже осветились, затем опять потемнели. Вик углядел граффити, дешевый покоробившийся пластик, выставленный наружу кус арматуры.
– Мне это не нравится, – сказал он.
В комнате царила абсолютная тишина. Во взгляде коленопреклоненной фигуры не осталось ни единой мысли; теневик полностью сосредоточился на медленно, как вязкий мед, стекающей на хабар струйке света –