Мои слова под дождем не мокнут, или Повесть о потерянном солнце. Книга, основанная на музыке, снах и воспоминаниях. Оксана Дмитриевна Колобова

прочитала и не знала что сказать. Я не знала, перечитывать мне еще раз или нет, чтобы выиграть время на ответ, и поэтому на всякий случай перечитала. Но ответ так и не был придуман. Поэтому было принято решение оставить все то возможное, но так и не сказанное, уродливое, необдуманное и сгоряча – запихнуть в клубок колбаской да и фиг бы с ним. Да? Я думаю, она бы была со мной солидарна. Поэтому я написала ответ в блокноте и сунула его ей на коленки. Она кивнула и я поняла – мы решили сделать вид, что ничего из написанного так написано и не было. В этом я была с ней солидарна. Я кивнула ей тоже, но она, наверное, не видела. А может, я ошибалась – может, видела краем глаза, может, она всегда на меня смотрела, когда я думала, что она смотрит мимо.

      3

      Там, где на потолке звезды

      Ия остановила машину времени на обочине. Я сняла очки и положила их в бардачок. Она свои тоже приспустила и стала смотреть в окно вслед за мной, пытаясь угадать, на что именно направлен мой взгляд: на плющ, опутывающий стены плотными зелеными косами, на побитые стекла, торчащие из рам когда квадратами, а когда треугольниками, – причем, не всегда равнобедренными – или на дверь, прежде заколоченную, а теперь оторванную и аккуратно приставленную к перилам крыльца, будто это бы могло что-то исправить. Библиотека стояла под сенью множества деревьев, и те приобнимали ее за плечи, защищая от вторжений внешнего мира. И она стояла, пострадавшая, без двери и с побитыми окнами, но все-таки уцелевшая. Тогда мне показалось, что Ия смухлевала, и что с этой библиотекой она была знакома если не тесно, то почти – взгляд выдавал ее с потрохами. А меня выдавала та нервная и импульсивная озабоченность, с коей я рассматривала ее вспотевший лоб и геометрию челки, по-всякому легшей ей на виски.

      – Ну что, пройдемся?

      – Каков план?

      – Нет никакого плана.

      Она вышла из машины и я пошла за ней, тихонько прикрыв за собой дверь. К вечеру становилось свежее и по моим ногам прошелся пружинистый озноб, обтянувший собой все мое тело. Не знаю, знакомо ли вам это ощущение, но я, кажись, знакомилась с ним если не объятием, то рукопожатием точно – это чуть ли не единственное объяснение тому, что ко мне оно прилипало, а к другим не подходило за километр. Ощущалось оно как больное вдохновение и внезапное желание потанцевать, но я не танцевала, я просто накрывала на себя что-нибудь сверху, чтобы больше не лихорадило. Тогда оно уходило, а потом приходило как-нибудь опять, и обязательно в то же лето. Иногда я думала, что оно ходит только за мной и больше ни за кем другим. Думала, что спит со мной в одной кровати, свернувшись в ногах калачиком, и поднимается тут же, стоит мне куда-то уйти – попить воды или пописать. Может, оно и в этот раз было здесь, может, ехало с нами на заднем сидении, а потом выхватило из времени самый неожиданный для нападения момент. Я это все-равно предсказала, как мы предсказываем влюбленность и еще кучу вещей, что чувствуются на глубине, а не где-нибудь на поверхности.

      Я огляделась. Воздух