Тот день ничем не отличался от сотни других таких же дней, проведенных под арестом. Шли новогодние фильмы, мы пили зеленый чай. Вдруг на столе брякнул телефон, и на экране высветилось: «Как ты, любимчик?»
Волна возмущения подступила к горлу. Опять? Даже сейчас? Когда я, единственный человек, кто остался рядом не на словах, а делом, он продолжает свои переписки?
Я схватила телефон, он его отобрал. Начал от меня убегать, и я кулаком ударила его в спину…
Дальше все как в тумане. Он разворачивается и толкает меня, я лечу на журнальный столик, он бьет меня ногой, попадает по ребрам, адская боль… Тишина.
Видимо я вскрикнула громко, он бросился меня поднимать, боль нарастает до дурноты, в глазах темнеет. Положив меня на диван, он бегает по кругу, схватившись за голову и кричит: «Что ты с нами сделала?»
Кроме боли и горячих слез по щекам я ничего не чувствую. Внутри зародилась черная дыра, которая поглощает все мысли и чувства.
Он падает на колени, целует мои щеки, держит за руку и шепчет: «Прости, прости, прости! Я клянусь тебе матерью и дочерью, что больше не напишу этой женщине ни слова. Только прости!».
Все последующие дни мы спим на одном боку, я почти не встаю, каждое движение для меня сопровождается болью. Он – сама предусмотрительность и забота. Мы не обсуждаем, что произошло, эта тема становится нашей болевой точкой, на которую ни у одного из нас не хватает мужества взглянуть честно.
Лишь отрывки этого воспоминания говорят мне, что мы оба поняли – это есть начало нашего конца. Самая циничная мысль за всю мою жизнь промелькнула именно тогда. Как будто глядя на все происходящее со стороны, мое второе «Я» ухмыльнулось и вынесло вердикт: «А как ты хотела? Если ты бьешь, то будь готова получить сдачу. Прикрываясь своим женским полом, распускать руки на того, кто скован общественными рамками, и ответить, как бы не может, ты тоже поступаешь нечестно. А вот теперь ты знаешь: бей и знай, что тебе могут ответить. Вырабатывай реакцию, чтобы уворачиваться, развивай силу и ловкость, чтобы довести дело до конца и не быть поверженной. Пока не умеешь драться, не берись».
Мы стали часто молчать.
Тем временем дела становились чуть лучше, он стал пытаться работать через доверенных людей, процесс с обвинением затягивался, к нему как будто потеряли интерес. Адвокаты говорили: «Сидите дома, вам что плохо? Солдат спит, служба идет. В вашем случае – срок. Рано или поздно будет суд, и даже, если Романа признают виновным, срок под домашнем арестом зачтут, и глядишь, на этом все и закончится. Дом – не