– Дядя Дольфи, новое – это вовсе не обязательно плохое, – пытаюсь вразумить его я. Он вскидывает голову:
– Новый сыр? Нет, спасибо. Новое вино? Тем более. Новое искусство? Тоже нет. – Дядюшка берет в ладони мое лицо. – Dolce nipotina mia7, действительно хорошо не новое, а старое. И кому, как не тебе, это знать. – Он приподнимает мой хвост из волос. – Почему мы не меняем прическу уже сколько… лет двадцать? А эти очки? Не в них ли ты фотографировалась на выпускной альбом?
– Вообще-то, за это время диоптрии у меня изменились три раза. – Я снимаю очки в тонкой металлической оправе и гну ее туда-сюда. – Но, к счастью, оправа, как и обещали в магазине оптики, крепкая.
– Вот видишь cara mia8, – говорит дядя, – зачем менять колеса, если они еще катятся, sì?
– Твоя правда. – Я надеваю очки и целую его в щеку. – Завтра еще пирожных принесу.
– Grazie. – Дольфи, шаркая ногами, подходит к кассе. – Не забудь la posta9.
И вот как раз в тот момент, когда он передает мне почту, какой-то конверт, который я не заметила раньше, выпадает из общей стопки.
– Письмо, – удивленно констатирует дядюшка, глядя себе под ноги и прижимая конверт замшевой туфлей. – Настоящее.
Теряясь в догадках, кто мог написать мне, я сажусь на корточки, чтобы поднять конверт, но дядя не убирает ногу. Он наклоняется и присматривается. Прищуривается. Глаза у него округляются. Потом затуманиваются. Дольфи изумленно прикрывает рот ладонью.
Адрес написан от руки, и еще я разбираю почтовый штемпель: «Филадельфия, штат Пен- сильвания». Улыбка сползает с моего лица, я цепенею. Я узнаю этот цветистый почерк и обрат- ный адрес в верхнем левом углу конверта. Паолина Фонтана, она же Поппи, – сестра бабушки и дяди Дольфи. Отрезанный ломоть, даже своего рода паршивая овца в семье. Загадочная двоюродная бабушка, которая всегда словно бы магнитом притягивала меня из своего далёка. Женщина, которую nonna Rosa неизменно называла un problema. Единственная из наших ита- льянских родственников, с кем мне строго-настрого запрещалось видеться.
Глава 3
Эмилия
Подойдя к дому, я прижимаю к себе сумку так, будто у меня там не просто письмо в конверте, а какое-то запрещенное оружие. Бабушка Роза стоит у окна в эркере своей комнаты и наблюдает из-за тяжелых дамастовых штор. Глазки у нее маленькие, но зрение отличное, что очень кстати для женщины, которая, я уверена, способна следить за кем угодно, не выгляды- вая из-за угла. Я беззаботно, насколько могу, машу ей рукой, а она в своей обычной манере раздраженно передергивает плечами и отворачивается.
Нехорошо так говорить, но признаюсь: я бы хотела, чтобы бабушка жила в какой-нибудь мансарде под самой крышей. Тогда бы она не могла слышать мои шаги всякий раз, когда я подхожу к крыльцу, не могла бы бдительно следить из большого окна за мной, взрослой жен- щиной двадцати девяти лет от роду. Хотя, надо отдать бабушке должное, она всегда найдет щель, через которую можно подглядывать.
Я