Граф Моразини иронично изогнул бровь:
– «Принцессу Клевскую», надо полагать?
– Именно так, милорд. Хочу еще раз убедиться в том, что в мире существуют женщины, имеющие всего лишь один недостаток: они слишком идеальны для того, чтобы нравиться таким мужчинам, как вы, граф.
Высказавшись, Арабелла с достоинством отвесила старшему Моразини учтивый поклон, после чего перевела взгляд на младшего брата:
– Ваша милость, вы можете не провожать нас. Не переживайте, я запомнила дорогу. Спокойной ночи, синьоры.
– Приятных снов, дорогая Лина, – Витторе шагнул ближе, взял руку девушки и поцеловал ее. – Мне не терпится, чтобы завтрашний день наконец-то наступил. Завтра я смогу официально назвать вас своей невестой.
Белла смущенно улыбнулась и отчего-то перевела взгляд на графа.
Тот стоял мрачнее тучи. В его лице не было ни привычной иронии, ни ухмылки. Губы плотно сжаты. На щеках обозначились желваки.
– До завтра, ваше сиятельство, – неожиданно для себя обратилась к нему Арабелла.
– До завтра, синьорина Анджелина, – ответил он крайне сдержанно.
Семейство Форческо в полном составе удалилось.
Когда же братья остались наедине, Витторе заметил графу:
– Фредо, вопреки моей просьбе быть с Анджелиной помягче ты весь вечер ковырял палочкой самые болезненные темы в беседе с ней. И как мне показалось, тебе пришлось это по вкусу.
Моразини стоял у камина и угрюмо молчал, вращая рукой то вверх, то вниз клепсидру[232], закрепленную в ладошках двух бронзовых ангелочков. Он неотрывно смотрел, как стремительно убегает струйка черного вулканического песка в стеклянной колбе.
Витторе вновь заговорил:
– Послушай, брат, если ты снова начнешь сейчас отговаривать меня, то я напомню тебе старую мудрость: чужой совет слушай, но поступай так, как велит тебе сердце[233]. Я в любом случае поступлю так, как решил.
Граф не шевелился, продолжая мрачно взирать на забавную безделушку.
– Что же ты молчишь, Альфредо?
Моразини, не поворачиваясь к брату, перевернул песочные часы и негромко продекламировал на английском:
Взгляни на струйку за стеклом
Песчинок чуть крупнее пыли.
Могли б подумать вы о том,
Что человеком они были?
Что, словно мотылек, то тело
В огне любви и страсти вмиг сгорело?
И, как при жизни, крохи той
Любви слепой
Даже теперь не могут обрести покой[234].
– Когда рождаемся, мы приходим в этот мир с невидимым мешком за плечами. По мере взросления вкладываем в него свой опыт и свои воспоминания. Для некоторых этот мешок весит всего лишь либру[235], так что они даже не замечают его у себя за плечами. А другим может показаться, что у них за спиной вся тяжесть мира.
Граф Моразини стоял в углу гостиной и слушал слова напутствия, которые произносил только что помолвленной