– Спасибо, Паола, получилось очень мило. Передай мою искреннюю благодарность синьоре Бенедетте за ее неустанную заботу обо мне. Право, я вполне могла обойтись сегодня и без такой прически.
– Ну что вы, синьорина! Как можно идти на суаре без прически?! Да тамошние дамы вас на смех поднимут! Им же только повод дай. Уж я-то их хорошо знаю. Ох и злые у них языки! Они и так на ваш счет всякие сплетни распускают, а уж коль вы им сами предлог дадите, вдоволь позлословят. Окатят грязью с головы до ног.
Арабелла лишь улыбнулась служанке.
– Паола, но ведь и я не из соломы. Могу за себя постоять.
Девушка встала и расправила платье из голубого дамаста[237] с нежным рисунком, вытканным белой шелковой нитью.
– Не могла бы ты затянуть корсет потуже? – обратилась она к служанке. – Что-то он стал на мне болтаться.
– Так еще бы! Едите, как птичка. Исхудали совсем. Помнится, даже в те дни, когда вы в этот дом попали да месяц хворали, и то пышнее телом были.
Арабелла вновь улыбнулась.
– Это, Паола, тебе так показалось. Уверена, я всегда такой была.
– Нет-нет, я верно говорю. Поправиться вам надо, хотя бы немного, а то совсем как былинка.
В эту минуту в комнату вошла служанка Арабеллы Орнелла:
– Синьорина Лина, виконт Моразини пожаловал.
– Хорошо, Орнелла, скажи ему, что я сейчас спущусь.
Девушка вышла, а камеристка синьоры Бенедетты, которую хозяйка отправила в помощь Орнелле, принялась утягивать на Белле корсет.
Когда Арабелла спустилась к виконту, тот только и смог вымолвить:
– Лина, дорогая, вы так прелестны, что у меня просто не хватает слов. Скажу лишь одно: если бы я был Парисом, не Афродита праздновала бы победу[238].
Арабелла смутилась от такого изысканного комплимента:
– Ваша милость, вы слишком добры ко мне.
– Нисколько, милейшая Анджелина. Мне не хватит моего красноречия, чтобы передать, насколько вы прекрасны. Я счастлив и горд отныне открыто называть вас своей невестой. У меня сердце замирает от предвкушения того дня, когда падре Антонио наконец-то обручит нас.
Улыбка с лица девушки при этих словах исчезла так же быстро, как и дневное светило, сокрытое набежавшей тучкой.
– Синьор Витторе, как раз об этом я и хотела бы с вами переговорить. Долго думала и наконец решила сказать вам следующее. С моей стороны было верхом безрассудства принять ваше предложение.
Виконт хотел что-то возразить, но Арабелла ему не позволила.
– Подождите, не перебивайте меня, я и сама собьюсь.
Какое-то время она молчала, будто собиралась с мыслями. Нервным движением пальцев поправила лежащую в шейной ямке каплевидную жемчужину, свисающую с эсклаважа