И опять голова согласилась, кивнув вперед.
– Да я тебя, стерву, такую, насквозь вижу! Ты же под любого встречного-поперечного готова лечь! – буянил муж.
А моя голова отрицательно мотала из стороны в сторону, выражая несогласие, плечи поднялись и напряглись.
– А ещё притворяется, что смертельно больна! – ужалил в самое больное.
И опять голова согласно закивала, глаза слегка прикрылись, соглашаясь с тем, что смертельно больна.
Вероятно, этот жест был понят иначе.
– Вот, вот, сама соглашаешься! – кипел муж.
И вдруг тело перестало реагировать, опомнилось и замерло, отказываясь доказывать свою невиновность.
И правильно – разве можно доказать то, что доказать нельзя и во что можно просто верить?
Я во все глаза отрешенно смотрела на сидящего передо мной мужчину, и понимала, что я его совсем не знаю.
Мой муж был нежным, ласковым, понимающим и справедливым. И говорил он со мной уважительно и спокойно.
А передо мной брызгал слюной седой старик с лицом, искореженным гневом. Большие голубые глаза почернели. Из них, как на пожаре, вылетали искры, готовые испепелить меня заживо. Его рот изрыгал оскорбительные, непристойные слова. Голос был по-старчески скрипучим. Губы кривились в косой ухмылке, показывающей своё призрение и превосходство. Седые волосы некрасиво растрепались и встали дыбарем, как у ведьмака. Большие пальцы то и дело превращались в кулаки, угрожающе направленные в мою сторону.
– Вот это и есть твой муж, – тихонько сказал мой внутренний голос. И немного помолчав, добавил: – Настоящий.
– Не может быть!!! – про себя ответила ему.
– Ещё как может! – заверил меня тот. – Поверь своим глазам…
Бесноватый старик, сидевший напротив, перешёл на крик:
– Ты что застыла, как мумия? Скажи, большие ли рога ты мне наставила? Наверное, олень обзавидуется?
Я отстраненно наблюдала за ним, представляя, как бы оленьи рога смотрелись на его большой голове.
– Зря ты ему не наставила рогов, – ехидно произнес ещё один голос внутри.
И я вдруг неожиданно для себя самой, согласилась с этим.
– Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть, – очень кстати вспомнилась чья-то строчка.
– Давно пора, а то сколько можно слушать весь этот бред. Каждый день, через день пилит, к столбу ревнует. Давай, хоть напоследок отомсти старому дураку, – подначивал язвительный голосишка.
– Ладно, разберусь. А сейчас заткнитесь вы все там, – рявкнула я разболтавшимся субличностям.
Пока шла перепалку снаружи и внутри, слёзы высохли, и я успокоилась.
Разгневанный старик тоже замолчал, видать, притомился.
– Я тебе никогда не изменяла, и ты об этом знаешь, – ровным голосом произнесла я. – Почему ты меня ревнуешь, до сих пор не могу понять. И если ты хочешь, я буду дома