– Совсем. Рисовал, – я выставил вперед перепачканные краской руки.
– Покажешь?
– Испортил.
– Лучше б поспал, честное слово, – Ден бросил куртку на вешалку, скинул обувь и по-хозяйски расположился посреди комнаты на стуле, оседлав его задом наперёд. Никогда не мог терпеть эту его привычку.
– Да какое спать… Сначала иллюстрации продумывал, а потом…
– Вдохновение напало? – хохотнул он, оглядывая комнату в поисках чего-нибудь интересного. Я бы и хотел рассказать ему о своём навязчивом желании рисовать одного и того же Феникса, но что-то останавливало меня из раза в раз.
– Можно и так сказать. Но ни во что хорошее не вылилось. Мне вообще трудно рисовать в это время года.
– Тоскливо, ага.
– Ты чего пришёл-то? – я опустился на пол, схватив пустой холст грязными руками, оставляя неаккуратные отпечатки по краю.
– А… Да так, не спалось. У тебя с рукой что? – Ден пристально смотрел на меня, я чувствовал его взгляд даже спиной. Вот же сущность, знает, чем меня пронять.
– Болит.
– Это я похоже расслабился немного, – буркнул он и встал наконец-то со стула.
– Да ладно. Пройдет.
– Пройти-то пройдёт, но сам факт, – Ден сел рядом со мной и взялся за запястье своими ледяными руками. Боль сразу стала менее ощутимой, от моего друга шло тепло, согревая и его ладони и меня. – Ты бы раньше сказал, Льё.
– Спасибо, Ден, – неловко улыбнулся я.
В такие моменты мне всегда становилось немного не по себе, с самого детства. Столько внимания и заботы я никогда ни от кого не получал. И это в большей степени заслуга Денеба – он не самая обычная сущность. Вернее, совершенно необычная.
Мне не повезло родиться экзистенциалистом, менять мир только одним простым движением кисти или карандаша, или руки, с которой стекают страшные, чёрные экзистенциальные чернила. Я могу внедриться в любой мозг и исказить память, личность, сделать человека таким, каким хочу его видеть. Рисуя мир, я его изменяю по своему усмотрению, но при этом всегда знаю, где мир настоящий, а где моя экзистенциальная подделка. Сущности же, вроде Денеба, всегда работают в паре с экзистенциалистами, помогают, поддерживают. Меняют своё тело, цепной реакцией вызывая изменения и в пространстве вокруг них.
Я невольно покосился на друга: он задумчиво смотрел на белый, чуть испачканный краской холст. Его шея, руки, выглядывающие из-под чёрной футболки, были сплошь покрыты татуировками, как и всё тело. Это – его способ искажения. Рисунки меняются по воле Дена, и меняют мир. Да и тело – только сосуд, на самом деле он совершенно не такой. Он – другой. Туманно-огненный.
– А мне который день снится шиповник, – неожиданно выдал Денеб с тяжелым вздохом.
– Настоящий?
– И настоящий тоже, – он взял с пола кисть, окунул в краску и нарисовал простой цветок на холсте.
– Не к добру.
– Почему?
– Ну