– Да, дела! – протянул Тимоха.
– А еще, люди-то баяли, – продолжал Костка, – что к Федоту, людишки разные ходят, ежели, дело какое нужно решить. Ну, порешить там, кого… Может, знавал ты Муху-великана? Был тут у нас, боец наемный.
– Это, который на Божьем суде у Расторгуева был? – припомнил Тимоха. – Тот, что дворянского сына Семина изувечил? Помню. Из татар крещеных. Здоровый мужик был – поперек себя шире и, кулачищи пудовые. Он тогда Семину всего один разок и врезал, да так, что у того челюсть набок перекосилась…
– А что с ним стало-то, знаешь?
– Вроде, зарезали его, по пьянке… – пожал плечами Акундинов. – В кабаке, будто бы, с пьяными ухарями столкнулся. Не то – с мясниками костромскими, не то – с соледобытчиками камскими.
– Как же, по пьянке! – хмыкнул Конюхов. – Его Гаврила Потапков, стольник царский, на Божий суд, вместо себя нанял. За десять рублев! Он, Потапков-то, с боярином Троекуровым из-за вотчины поспорил. Будто бы, отрезал боярин от его поместья две десятины, что еще пращурам Гаврилиным за службу дадены были. Потапков-то – столбовой дворянин, а какой-то евонный дед, при Федоре Иоанновиче окольничим был. Вот, схлестнулся он с боярином, да челобитную на него и написал. Дело-то долгонько разбирали, года два. Уж сколько на том стряпчих да подьячих озолотилось – не счесть! Ну, тогда и захотел Потапков на Божьем суде биться. Нанял он Муху-великана, а боярин, как узнал про то, то испужался. Самому-то ему супротив холопа, пусть и бывшего, выходить – честь боярская не позволяла, а нанять кого – так сильнее Мухи на Москве никого не сыщется. Мужик – что на кулачках, что на саблях – лучше всех. Все ж, не зря он, в боевых холопах у князя Оболенского служил, а за Смоленскую войну ему вольную дали, потому что боярину жизнь спас. Троекуров-то, людишек послал к Федоту, да двадцать рублев тому заплатил. Так за те деньги, Федот, своим людишкам-то и шепнул, что следует. Пятеро на Муху-великана и напали. Троих-то