– Понятно… – задумчиво выдал Отсенберд. – Семья – это великое счастье и огромная ответственность. Ведь так? – Вэйрад кивнул. – Выпей уж. Ради семьи.
Вэйрад ещё долго препирался, но всё-таки Отсенберд оказался настойчивее. Сидели солдаты ещё порядка полутора часов. За это время они мало чем насущным сумели обменяться, зато генерал о своих похождениях успел рассказать достаточно. Но в особенности выделял он то, что по сути бесконечно одинок и печален в сердцах.
– Эпф… – изрядно выпивший Фирдес рыгнул, – да… Весёлый ты мужик, Вэйрад. Мне вот интересно, откуда ты такой взялся! Уж я-то многих знаю. И талантливых солдат много повидал, и, прямо скажем, таких себе. Узрел на своём веку и выдающихся воинов, стратегов… Но о тебе я узнал, лишь когда пришла весть о том, что кому-то присуждено звание офицера аж самой рукой короля, впервые за столькие годы. Так откуда же ты? Я видел тебя в бою и точно могу сказать, что ты – мастер клинка, но появился ты внезапно. Тебе, к тому же, всего-то двадцать семь, насколько я знаю.
– Я простой солдат. Я ниоткуда – из глухой деревеньки. Ну, стало быть, выпил я всё-таки немало, а нужно ещё и завтра рано вставать, – покачиваясь от выпитого алкоголя, Вэйрад встал из-за стола, за которым они всё это время пили, и направился к выходу. В его голосе читалась фальш – следствие опьянения. Доподлинно неясно: была ли это задумка генерала, чтобы разузнать побольше о личности своего офицера, или же чистая случайность, неудобное стечение обстоятельств, – но лукавость была и была отчётлива.
– Постой! Ты думаешь, что я отпущу тебя в какую-нибудь дряхлую ратушу поблизости, иль куда ещё похуже? Ты уж оставайся здесь. Это уютнейший форпост. Здесь есть пара замечательных комнат. Уж мне-то верь: я часто бывал в таких: обустроены по высшему разряду! – генерал говорил распущенно, но вовсе не значило это, что он не подметил для себя замеченную ранее деталь.
Тем же часом на границах уже собирались орды солдат в белоснежных доспехах. В воздухе будто уже чувствовалось напряжение. Напряжение в ожидании великой битвы, от исхода которой зависит будущее двух крупнейших государств.
IV.
Тусклый рассвет. Лучики просыпающегося солнца едва освещали комнату небольшого кирпичного дома, в которой вертелся, пытаясь укрыться от света, ребёнок в миленькой люльке. Рядом сидела его мама, заснувшая с детской книжкой в руке. Её одна рука лежала на той странице, где она остановилась, другая – возле малыша, на его подушке.
Было раннее утро. Но маленький рыцарь уже оттачивал своё мастерство рукопашного боя во дворе дома. Его оппонентом служило бревно, поверх которого были натянуты несколько слоёв старых, потрёпанных одеяльцев.
– Здравствуй, зайка мой ненаглядный, – сказала проснувшаяся от кряхтения малыша мама, нежно целую его лоб. – Как спалось тебе, Эди? Вижу по улыбке, что хорошо, – продолжала беседовать с годовалым ребёнком Агата, всё более страстно тиская его.
Ребёнок в ответ лишь смеялся,