«Как можно на серьезных щах нести всю эту либеральную пургу?! Да еще при друзьях?! Ну не может нормальный человек верить в европейский рай! Не может!» Ему было стыдно и за нее, и за себя: что теперь о нем подумают? Решат, привел какую-то дуру… Мало того, теперь он ведет эту девушку к любимому учителю: «А вдруг она и там… Кажется, теперь в России считается хорошим тоном все отрицать: и подвиги, и победы… Может, попросить ее… не то чтобы помолчать, но хотя бы не так резко высказываться?..»
Они прошли улицу Гимназияс, свернули на Райниса. Юрий не выдержал, блеснул:
– Имя самого известного латышского поэта здесь не просто так. Он в этих краях родился.
Лиза бесцветно угукнула.
Еще через несколько минут показался выводок светло-желтых трехэтажных домиков, к одному из которых уверенно и направился Рюмин. Дверь подъезда со следами сорванных объявлений была широко распахнута и для надежности подперта кирпичом. Видимо, здесь не опасались квартирных краж, бомжей или наркоманов.
Молодые люди поднялись по пахнущей кошками лестнице на второй этаж. Юрий трижды коротко позвонил. За обшитой вагонкой дверью завозилась жизнь.
– И кто же это там пришел? – наконец послышался насмешливый дребезжащий голос.
– Бронислав Давидович, это мы. То есть Юра.
В районе замочной скважины заскрежетало и защелкало.
– Вот что я тебе скажу, дорогой мой Юрочка: говорить о себе любимом «мы» – это таки очень дурная примета. Не дай бог! Все, кто так начинал, плохо заканчивали, чтоб ты был здоров! И это я еще ничего не сказал за Наполеона!
Дверь приоткрылась, и в сумерках коридора возник весьма невысокий и весьма пожилой мужчина с вьющимися волосами и узким вытянутым лицом, что делало его похожим на русскую борзую. Сцепив пальцы над круглым плотным животом, выпирающим из-под вязанной кофты, он качнулся взад-вперед на пороге, потом приглашающе распахнул дверь и стал отступать вглубь коридора перед входящими гостями. При этом он продолжал неожиданно бодро и без умолку говорить.
– Теперь, когда ты наконец пришел не один, я уже стал спокоен. И как зовут эту чудесную красавицу? Как вас зовут, чудесная красавица? Лиза! Вы знаете, Лиза, я не мог не волноваться, хотя Лиечка утверждает, что мои тромбы только этого и ждут, так вот я все равно не мог не волноваться, потому что этот прекрасный мальчик всегда приходит ко мне один. С вином, с тортом, даже как-то раз с цветами, но – один! Спасибо, что не приносил кольца! И вот теперь он пришел хоть и без торта, но зато с вами, и я теперь наконец совершенно спокоен за него. Совершенно!
– Бронислав Давидович, я принес пирожных.