Антуан предвещал мне Апокалипсис: мой муж умрет. И очень скоро умрет. В его стадии рака вероятность, что он выкарабкается, была равна нулю.
– Антуан, ты же врач, как ты можешь мне такое говорить? Зачем? Тебе не кажется, что мне скорее нужна поддержка? Немного надежды?
– Нет, Кристина, тебе потребуются силы. При таком испытании мужества недостаточно. Ты не знаешь, насколько тяжкое это испытание. Подготовься, как к марафону. Ты можешь не справиться, пойти ко дну. Я хочу, чтобы ты осталась нормальной ради своих детей.
– Ты отдаешь себе отчет в жестокости своих слов?
– Да.
– Знаешь, я думаю, что обойдусь без твоей помощи… Засунь свои советы подальше! Ад без альтернативы, нет, спасибо!
Я в ярости бросила трубку, забыв об отчаянии.
Сначала я очень сердилась на Антуана. Но вскоре без него я не могла сделать ни шагу, ни принять решение. За время болезни Вернера, особенно в конце, когда напряжение было настолько сильным, что я напоминала канатоходца, он был моими глазами, моими словами, моими ногами.
Он заставлял меня есть, спать, всегда был в пределах досягаемости, поддерживал и сдерживал меня.
Он разделил остаток жизни моего мужа как близкий друг и опытный врач. Он заставлял меня день за днем слушать горькую правду. Его единственной целью было сохранить спокойствие моих детей, которое полностью зависело от моего.
Антуан – символ настоящего друга, с которым слова благодарности и признательности заменяют смех и слезы.
Этим утром, в день смерти Вернера, я в который раз позвонила Антуану.
– Антуан, надо ли детям видеть мертвого отца?
– А как ты думаешь?
– Я не знаю, поэтому тебя спрашиваю.
– Нет, не надо.
– «Нет», а почему «нет»? Можешь мне объяснить? Ты говоришь «нет», но ты не можешь этого знать.
– Послушай, Кристина, ты целыми днями звонишь мне в течение восьми месяцев. Из-за тебя я весь отпуск держу включенным свой мобильный и днем и ночью. Раз ты так к этому относишься, решай сама.
Теперь он положил трубку. Только на две минуты. На две долгих минуты, потому что он лучше всех знает, что крайнее возбуждение в такие моменты погружает вас в небытие.
– А теперь, Кристина, послушай меня. Сегодня я сказал тебе то, чего бы раньше не сказал. Но у меня двадцатипятилетний опыт, я двадцать пять лет вижу смерть родителей, двадцать пять лет вижу детей усопших родителей. Теперь мир делится для тебя на полезное и бесполезное. Должны ли твои дети видеть мертвого отца? Это зрелище может травмировать их на всю жизнь. Если они не увидят его мертвым, они смогут упрекнуть тебя в этом позже, равно как и за то, что ты отправила их подальше от него в последние дни его жизни. Что стоят все их упреки, если их жизнь будет нормальной? Не бери их в заложники. Не спрашивай их. Они слишком маленькие. Возьми на себя ответственность, чтобы они сохранили образ живого отца, которого знали. И не обращай внимания на осуждение людей. Ты слышишь, Кристина?
– Ты был прав: это ад…
Париж, 16 июня 2010 года
Ветеринар