Лишь пара кустов отдаляла нас от кирпичного, пошарпанного входа. Я, как мог, отдалял этот момент, но она толкала меня в спину, и приходилось ускоряться.
Спустя пару минут мы стояли напротив высоких дверей. Огромные крылья неподвижно застыли над нашими головами. Мэдисон смотрела на всё с восхищением, ведь впервые она побывала здесь, а я смотрел на это с нахлынувшим страхом, ведь в мою голову тут же ворвались тёмные, слегка размытые воспоминания. Ночь, вой полицейских машин, выстрелы. Прямо у этого входа я запрыгнул на руки отца, вцепился в его шею, не отпускал, даже когда он задыхался в своих слезах. Единственное, что я помню так отчётливо, словно происходило это вчера… у меня не было надежды.
– Ты взял с собой камеру? – спросила Мэдс.
– Конечно, – я был рад, что она оторвала меня от размышлений. Снял с плеч портфель, достал то, что она просила.
Нас ждали 10000 фотографий. Возле входа, сбоку, снизу, я чуть ли не лёг на землю, дабы запечатлеть одновременно её голову, небо и крылья мельницы. Я всегда ловил хорошие кадры, чувствовал правильные ракурсы. Фотографии получались прекрасные, даже не смотря на трещину на стекле, которую она не заметила. Но что-то оставалось неправильным. Мне не пришлось долго думать, это были её эмоции. Не те, наигранные, ненастоящие, лживые. Их можно было описывать долго. И, казалось бы, стояла она так, как нужно, и смотрела в сторону, как я просил, и расслабляла лицо, бывало, хмурилась, бывало, улыбалась, дурачилась. Но ничто не заменит настоящие чувства, настоящий взгляд, настоящие нотки настроения, которые присущи человеку, в момент снимка.
Я не хотел, не специально это сделал, но я вновь перенёсся в прошлое. В то, что я должен был забыть, в то, что я так и не рассказал отцу и не говорил полиции, психологу, никому.
***
Клетка была пуста, мальчик держался за прутья, давил на них, словно пытался сломать, выбраться. Несколько минут назад он слышал глухой стон, а затем хлопок. В месте, в котором он сидел, существовала лишь ночь и его ночной кошмар. Где-то заскрипела дверь, он не разобрал, с какой стороны доносится шум. Затем шаги, тяжёлые, неспешные и темноту разрезала яркая вспышка. Настолько яркая, что мальчик отпрыгнул в другой конец клетки, зажмурил глаза, видя под веками только белый, светящийся коридор, что сильно обжигал и не позволял тьме вновь вернуться на прежнее место.
Стоило мальчику убрать руки от лица, стоило приоткрыть глаза, как вторая вспышка ударила ещё сильнее. Он попросил остановиться, молил прекратить, непроизвольно пустил слёзы. И лишь тогда, высокий человек заговорил.
– Здесь нечего бояться, малыш, – тихий голос, что тут же смог успокоить мальчика.– Это всего лишь камера. Посмотри.
– Я не вижу, – пролепетал тот.
– Через несколько секунд это пройдёт, и я покажу тебе, какой ты фотогеничный.
Высокий человек был прав. Вскоре, боль в глазах прошла, как и белые пятна перед ними.