В столовой она сидела с кучкой придурков, что часто унижали не только таких, как я, но и девчонок, что ходили в очках или носили брекеты. Порой я думал, как же плохо, что одиннадцать лет назад похититель не набрёл на их дома, но потом я отбрасывал эти мысли, чувствуя себя ужасным человеком.
В столовой я часто прятал глаза, ни от того, что боюсь, а от того, что смотреть здесь ни на кого не хотелось.
– У меня есть сырки, – прошептала Мэдс, просовывая свою руку под мою.
– Спасибо, – я улыбнулся и зашуршал серебристым фантиком.
Голоса, голоса, смех и много шума. Мы сидели в конце большого светлого зала.
– Ты так и не стёр это? – она заметила, я натянул рукав на запястье.
– Не стёрлось.
– Значит, понравилась?
– А что если так?
– Если так, то Ру может принять и тебя, – она подмигнула, посмотрела на часы вдалеке, взяла пустой поднос в руки.
– Куда ты?
– У меня математика.
– Встретимся вечером?
В конце нашего расставания мы всегда спрашивали другу друга встретимся вечером? Эта фраза уже потеряла прямое значение, потеряла хоть какой-то смысл. Словно мы заменили знаменитое слово пока – на встретимся вечером? Мэдс помахала мне рукой, зная, что сегодня мы точно не увидим друг друга, и быстро убежала, гремя тонкими цепями на ботинках.
После уроков я стоял за белыми углами, когда коридоры были пустыми, когда Келли оставалась одна, я доставал камеру, присаживался на пол, вставал на цыпочки, ища нужный ракурс, и фотографировал её. Как она вынимала из шкафчиков тетради, как, смотря в маленькое зеркало, расчёсывала густой, спутанный хвост. Как салфеткой стёрла помаду, вернее еле заметный блеск на губах. Казалось, никто его не замечал, кроме меня. После школы она не вышла через центральный вход, она направилась на спортплощадку, где её ждал блондин в спортивной кофте, что обхватил её плечи своими огромными руками. Если они правда начали встречаться – то выглядели, как самая нелепая пара школы. Даже мы с Мэдс смотрелись бы куда гармоничнее. Но всё же я сфотографировал их. Как они сели на ровную, короткую траву. Как она, оглядевшись по сторонам, понимая, что никто не смотрит, положила голову ему на плечо, а вместо нежностей и романтики он лишь шлёпнул её по бедру, после пытаясь пробраться под платье. Пусть я и не был на её месте, но даже мне стало неприятно, настолько, что я отвёл камеру на высокие деревья.
Он не проводил её до дома, на этой же площадке, рядом с футбольными воротами, он вцепился в её губы, слишком грубо, тупо, а после сказал сухое: до завтра! Она шла по длинной, пустой улице в полном одиночестве. Серый свитер колыхал ветер, пока она пыталась распутать чёрные