Фирри помотал головой.
– Отца я не узнал и не увидел. По словам Олуны, однажды у нас в деревне остановился на ночь знатный вельможа из столицы. Она по закону гостеприимства дала стол и кров. Приезжий соблазнил её, наобещал златые горы, жизнь в Хостоке, а она, глупая, поверила. Но на следующее утро скрылся в неизвестном направлении. Мама запомнила имя – Мерид, если он не соврал. Это всё, что я знаю об отце.
– Да, не повезло тебе, – сочувственно сказал Сатий. Он рос, воспитываемый обоими родителями: они любили, оберегали его. Юноша не помышлял, чтобы мужчина бросил женщину, оставил её с будущим ребёнком.
Он поклялся со временем изменить мир к лучшему. Да, может, это детская наивная мечта из числа несбыточных, но горячее и доброе сердце подсказало: он станет идти к цели всю жизнь, и кто знает – однажды достигнет…
***
Фирри и Сатий с раннего детства сдружились. В последний летний день, когда листья на деревьях слабели и тускнели, отроки бились на игрушечных деревянных мечах во дворе дома Ирель и Эймела. За прошедшие вёсны два парня возмужали: оба широкоплечие, сильные. Они легко справлялись с делами по хозяйству.
Сатий унаследовал лучшие черты родителей: добродушное, но строгое овальное лицо (все говорили – похож на Эймела), сине-васильковые глаза, подобно Ирель; русые волосы. Фирри выглядел невзрачно: угловатое лицо с острыми скулами, зелёными глазами, прямым носом и светлыми волосами. Оба мало внимания обращали на внешность, для друзей она ничего не значила: куда важнее ощущать единение, необыкновенное сродство душ.
Сатий сделал выпад. Фирри отразил удар и атаковал. Мечи сошлись. Противники давили, но не уступали. Спустя минуту оба бросили оружие на землю и пожали руки. Несмотря на разницу в возрасте – Сатию пятнадцать, а Фирри недавно встретил двадцать первую весну – младший не проигрывал старшему и боролся с ним на равных или вовсе его превосходил.
Друзья замерли. Ощущение неясной тревоги повисло над деревней. Что это – предчувствие скорой беды или просто лето не желает уступать права осени?
Цветник боролся до последнего, но несущий грусть и беду Листопадник веял холодом. Подступал печальный месяц Увядник.
В сказочно-невозможной тишине – она окутала деревеньку, – раздался пронзительный крик умирающего человека.
Никто ничего не понял, но Эймел догадался, в чём дело. Произошло самое страшное – то, чего он опасался больше всего последние пятнадцать лет: троллеорки либо прорвали оборону у заградительной стены, либо проникли через леса, миновали заклинание друида, и двинулись маршем на столицу. Маг выбежал во двор и крикнул:
– Сатий, Фирри, в укрытие! Вы знаете, где оно. Ирель – с ними!
Он добавил для выскочивших из соседних домов поселян:
– Война! Вооружайтесь, у кого что есть. Стариков, детей и больных – спрятать!
А на другой стороне деревни полыхнули подожжённые троллеорками дома. Люди гибли с отчаянными воплями.
«Эх,