Лязгнули вырванные из ножен мечи. Скрестились перед ступенями крыльца, лоснясь сталью.
– Это наследник, – прокричала Драцена, и лезвия, вспоров воздух, вернулись в ножны.
– Думайте, кому путь преграждаете, – Олеандр приподнял капюшон и дернул щекой.
– Господин Олеандр, – два суховатых поклона отразили не то извинения, не то приветствия.
– Я подожду вас, – вымолвила Драцена.
Поскрипывая, дверь лекарни затворялась, пожирая расстелившуюся на ступенях полоску света. Но Олеандр успел нырнуть внутрь прежде, чем раздался хлопок.
– Аспарагус! Наследник! – крикнули они хором с архихранителем и отскочили друг от друга, словно боясь испачкаться.
Твою ж деревяшку! Олеандр вжался в стену, чувствуя, как колени дрогнули и подогнулись. Не только его, почти всех взгляд Аспарагуса словно вбивал в пол, укорачивая рост, а заодно языки.
Тени от златоцветов плясали на лице архихранителя. Точнее, на половине лица – вторая хоронилась под древесной маской. Укрывала кожу от линии волос до кончика носа. Его умиротворенный взгляд, пальцы, оглаживающие подбородок, толковали скорее о тяге попить чайку, нежели о желании изучить тело жертвы. Нагрудник из варёной кожи облегал торс, подчеркивал мышцы. Коричневые волосы были зализаны к затылку. На плечах зелёной накидки красовались стальные шипы.
Аспарагус тронул ножны за поясом и оправил плащ. Усмехнулся в густые с рыжиной усы.
– Благого вечера, сын Антуриума, – бархатным тоном молвил он и сверкнул единственно-видимым золотым глазом.
– И тебе, – процедил Олеандр, выдавливая слова из пересохшей глотки. – Чего забыл-то тут? Соскучился по запаху крови? Нынче головы не летят, как во времена Стального Шипа и…
– Довольно! – Аспарагус говорил тихо, но тон его остужал почище приставленного к глотке лезвия.
На долю мгновения Олеандр осекся. Внутренний советчик подсказал, что он перегибает палку.
А отвращение вперемешку со злобой снова потянули за язык:
– Рот мне затыкаешь? Не сочти за дерзость, но кто даровал тебе на то право? Не кажется ли тебе, что ты ненароком запамятовал, с кем ведешь беседу? Видать, старость уже не за горами, м?
– Уста вашего деда изрекли немало мудрых слов, – спустя вечность с положенной любезностью ответствовал Аспарагус. – Но кое-какие мне запомнились крепче прочих: «Для глупца нет ничего лучше молчания. Но ежели бы глупец знал, что для него лучше, не был бы он глупцом».
– Ах, ты!..
– Окажите любезность, не бродите по ночам невесть где!
Слова прозвучали, и Аспарагус рванул к выходу. Олеандр зажмурился от нахлынувшего ветра. К счастью, успел отскочить. В ином случае архихранитель вынес бы его в толпу, а потом дриады вытоптали бы из него дух. Дверь бахнула. С притолоки посыпались древесные крошки.
Гад! Кровь так и грохотала в висках. В кромешной тишине Олеандр подсчитывал удары