Его лицо напоминает маску. Так же, как и мое. Его палка чертит в пыли какие-то линии.
– И что же они говорят? – спрашиваю я.
– Как глупо удивляться вещам, которые происходят вокруг.
Палка останавливается.
– Представь себе то, что я видел в своей жизни. Гражданские войны и мир. Иногда один император, иногда сразу несколько, иногда ни одного. Причудливый культ, осуждаемый одним императором, возрождается другим, императором-триумфатором. Все меняется… даже боги.
Неужели он думает, что перед ним семнадцатилетний мальчишка? Я знаю все эти уловки и не допущу, чтобы он отвлек меня от сути, изображая из себя глубокого старца.
– Сегодня в библиотеке умер один человек.
Его лицо даже не дрогнуло.
– Александр из Кирены. Ты знал его? – продолжаю я.
– Он был другом императора. Одно только это делает его достойным известности.
Меня восхищает двусмысленность его слов. Одно только это или же есть что-то другое? Мы оба знаем, какие вещи он может говорить обо мне за моей спиной.
– Ты видел его там?
– Библиотека – не общественные бани. Я не ищу там общества.
– Когда ты ушел из библиотеки?
– Когда от моего стола удалилось солнце. – Симмах проводит рукой по глазам. – Мое зрение уже не такое острое, как когда-то.
– Уходя, ты знал, что Александр мертв?
– Конечно, нет. Иначе я бы там задержался.
– Чтобы посмотреть, что произошло?
– Чтобы не выглядеть виновным.
Пауза. Взгляд на рыбу в бассейне, застывшую в неподвижности, как и отражения в воде. Дом Симмаха находится рядом с Виа Мези, главной дорогой Константинополя, однако стены в нем толстые и хорошо защищают от уличного шума. Я слышу, как в комнатах слуги доливают масло в светильники, как ставят на столы посуду. День клонится к вечеру. Солнце повисло уже так низко, что заглядывает под край портика, заливая фрески и статуи жидким золотом. Мой взгляд скользит по ним и останавливается.
– Кто это?
Я делаю два шага к бюсту, привлекшему мое внимание, но голос Симмаха опережает меня.
– Иерокл.
Неужели я слышу удивление в его голосе? Или он ожидал, что я его замечу?
– Ты читал его? – спрашивает он. – Тебе следовало бы его почитать. Иерокл не был другом новых религий. Насколько мне известно, так же как и ты.
Я невнятно повторяю старую банальность Константина.
– Каждый человек должен быть свободен в выборе религии и может молиться тем богам, какие ему нравятся.
– Наверно, поэтому ты и впал в немилость у императора, – поддразнивает меня Симмах. Я не поддаюсь на провокацию. Он должен знать, что это не так, но тем не менее продолжает в том же духе: – Говорят, что теперь тебя можно увидеть во дворце не так часто, как раньше.
Я вежливо перевожу разговор.
– В