– Ещё двадцать. – Выражение лица Алекса едва переменилось, но Дэйкири заметила, что оно стало насмешливым, и это ей не понравилось.
– Обещаешь золотые горы за сумасшедшую? Ты либо потолком прохудился, либо пытаешься меня обдурить. – Она сплюнула и затёрла пятно, испугавшись, что мать прибьёт её за такие выходки в доме.
– Нет! А за сколько вы бы отпустили её?
«Ох уж эти вещие. – Дэйкири с трудом разбирала мимику чужеродного лица. – Слишком светлые и неправильные глаза. Непонятно, правду говорит или дурит». Глядя на Алекса, она недоумевала, как эта раса вообще выжила: хлипкий и бледный настолько, что умудрился обгореть под скудными лучами весенней Аннушки.
– Лилёк останется здесь. Нам нужна жертва. – Дэйкири развернулась так, что косички обвились вокруг шеи, и вышла прочь из норы.
Ей дела не было ни до Лилёк, ни до мальчишки, по хрустящему снегу она лёгкой лисичкой скакала прочь из деревни туда: к лесу, к искрящему льдинками воздуху, к первозданной свободе и дикой охоте.
После выхода из мира грёз барсуки должны были сохранить жирок, накопленный с осени, и Дэйкири хотела перехватить их до того, как они исхудают за скудную на припасы весну. Жирные и полусонные барсуки – богатейшая добыча, особенно в сравнении с приевшимися за зиму амбарными мышами.
Приближаясь к барсучьим норам, Дэйкири замедлила ход и крадучись пошла с подветренной стороны холма, но, к огорчению девочки, ловушки остались пусты: одна, другая, третья. Либо барсуки ещё не проснулись, либо талая вода размыла маскировку петель, и осторожные зверьки учуяли опасность.
Запах боли и стрекот сообщили Дэйкири о том, что в последнюю ловушку всё же кто-то попался. Он был ещё жив и чуял её приближение.
«Благослови Эра эту охоту!» – мысленно взмолилась девочка.
Ноздри Дэйкири раздулись, втягивая запах добычи, она ссутулилась и, довольно оскалившись, заглянула в барсучью нору: чёрный лисёнок дёргался, застряв задней ногой в петле капкана.
– Вот дура, – обругала девочка пушистую глупышку. – Зачем ты только туда полезла, сестрица?
Дэйкири дёрнула за петлю, освобождая лису, та выскочила, отбежала и, обернувшись, замерла у кустов. Девочка, разочарованная неудачей, плюхнулась в сугроб так, что ноги подлетели к небу.
– Ну что за невезение? – досадливо спросила она у лисы.
Та не ответила и скрылась за деревьями. Дэйкири откинулась в снег, маясь тяжёлыми думами: «Чтобы изменить судьбу, я должна доказать Эре, что достойна. Для этого придётся совершить великий подвиг, принести особую жертву, тогда божественный брат благословит меня стать охотником. Только какой из меня охотник? Барсуки – и те разбегаются!»
– Может, так ты хочешь сказать, что моя доля – на кухне? – спросила она у невидимого божества. – Или это испытание, где я должна проявить терпение и упорство? Подай знак, прошу! Как мне понять, верный ли путь избираю?
Дэйкири таращилась в сияющие чистотой небо так, словно на нём