Пивси помолчал, уставившись в землю, а затем продолжил:
– Вот так вот, мои лати, и появился этот однорукий дежа в Гаавуне. Хитрый, умный, красавец, как и все дежи. А что на Торговане тогда приключилось – и словами не описать. Таких диковинных зверьков он привёз! И сказать трудно – то ли зверей, то ли хитроумных машин. Вроде летучих мышек наших. Не тех, что кровь хлебают, а таких, как на Хинбери водятся – чёрные, с собачьими мордашками. Да только аргваллийские те красивей в разы были. Так он слова какие-то им шептал, а они – вот чудеса! – с таким прилежанием да жаром к новым хозяевам в руки лезли, что и не описать. А умные, преданные какие, даже говорить умели! Мой дед тогда целое, по гаавунским расчетам, состояние выложил за одну эту чудо-мышку: ну, думает, будет вроде домашнего зверька. И стоило оно того – все разузнает, везде пролезет, а потом обратно прилетит и вести на ухо нашепчет. Вот и представьте теперь, лати, что может человек военный с такими лазутчиками сделать – весь мир будет у ног! Ни еды, ни воды, ни сна не просят. Только вот, померла эта летающая мышка у деда моего через две Эгары – видать, срок у них короткий, у бедняг.
Пивси улыбнулся от нахлынувших воспоминаний и поднял взгляд. Перед ним стояла пустая сумеречная улица. И никого вокруг.
Берег, на котором ураган вчера бушевал, вздымал огромные волны, кидал камни и, казалось, поднимал на поверхность само океанское дно, теперь был спокоен и тих. Край солнца сверкнул и исчез. Над головой мерцали редкие звёзды на синем небе, но горизонт всё ещё горел ярко-оранжевым.
Волны сегодня были особенно нежными, словно хотели извиниться за свой вчерашний гнев, и вода осторожно касалась крохотных ног в сандалиях. На песке, вытянувшись во весь рост, лежала Джерисель Фенгари. Жара ещё не успела уйти с побережья, и потому в тонких розовых одеждах Джерис совсем не мёрзла, а, наоборот, начала ощущать долгожданную прохладу. Океан сегодня был зол к ней и она, сложив руки на груди, проклинала его и в то же время просила, чтоб хоть несколько ракушек подарил он ей этим вечером.
Ожерелья Фенгари покупали. Неохотно, нечасто, но всё же покупали. В основном, приезжие с соседних провинций, где нет большой воды и таких же больших ракушек. Молодые лати, завидев украшения, просили своих мужей, маленькие лати – матерей и отцов, а иногда даже и богатые латосы подходили, надеясь безобразно дешёвым подарком всё же удивить своих возлюбленных.
Вчера океан, будто бы назло перед Торгованом, раскрыл свой широкий рот и поглотил всё, что обычно выходило с волнами на берег. Джерис никогда не приходилось видеть такого, что б ни одной ракушки, ни одного блестящего красивого камня не появилось за ночь на песке. Даже водорослей, и тех было не видно.
Джерис вздохнула и села. Необъятная водная гладь стояла перед ней невинно и тихо.
– Смеёшься? – зло сказала Джерис. – Не прощу тебе этого, океан. Голодом ты меня так уморишь. Тогда жди. Приду к тебе топиться.
Под ладонями Джерис