– Мне, между прочим, Владимир Иванович уже сообщил, что ты туда рвешься, – криво, сквозь силу улыбнулся Хантер. – Да только я не знаю, о чем рассказывать. – Он заглянул в глаза девушки и отвернулся. – Если и расскажу, все равно не поймешь…
– Нет, вы расскажите, товарищ старший лейтенант, – подал голос со своей койки Лось, прислушивавшийся к разговору. – Как вы мне ногу пилили штыком, как Чалдону взрывной волной голову отшибло и мозги по броне расплескало! О том, как Джойстик в муках помирал… – Радиотелефонист тяжело задышал, в голосе слышались слезы и бессильная злоба.
– Вы меня извините, ребята… – смутившись, пробормотала Афродита. – Может, вам действительно надо побольше отдыхать…
– Ты нас оставь пока, – попросил Хантер, – мы тут между собой потолкуем. Меня об этом еще Зульфия, наша сопровождающая, в самолете предупреждала, – указал он глазами на Лося. – А об Афгане потом, ладно?
– Хорошо. – Девушка поднялась. – Только недолго. Вам нужен покой. Я зайду через пару часов, – добавила она, – у вас обоих еще процедуры. Обоим уколы, а тебе еще и капельница.
– То есть, ты и сегодня домой не собираешься, – усмехнулся Александр. – А это о чем говорит?
– О том, что ты находишься в палате интенсивной терапии после операции. А я – старшая медицинская сестра в отделении, за которым ты числишься. Вот так-то, Царевич!
Хантер заметил, что под марлевой повязкой Афродита улыбается, и сам улыбнулся в ответ, но застекленная дверь палаты уже закрылась за девушкой.
– Царевич – это кто? – тут же полюбопытствовал Лось.
– Это, Жень, известный тебе старший лейтенант Петренко. – Хантер, наверно, впервые назвал рядового Кулика по имени. – Позывные – Хантер, Шекор-туран, ежели помнишь. А кликуху прилепили в «травме» за то, что с первого дня умудрился проспать тридцать шесть часов подряд, без отрыва от подушки. Так что поначалу я был Спящим царевичем, а потом проснулся и стал просто Царевичем. С тобой ведь та же история – был Лососем, а стал Лосем.
– Хромой Лось какой-то, – снова взялся за свое радиотелефонист. – Без левого заднего копыта, не очень-то распрыгаешься…
– Знаешь что, – в свою очередь разозлился Хантер, – от того, что будешь скулить, новая нога не вырастет. Будь мужчиной и прими то, что случилось, как данность. Учись жить с этим!
– Ну да, вам хорошо! – как обиженный ребенок тянул Кулик. – И нога на месте, и бабы опять, как в Афгане, к вам липнут…
– Меня сегодня штопали почти без наркоза, – так, на всякий случай, сообщил старлей, – и сидели мы с тобой рядом на одной и той же БМП, когда сработал фугас. Или, может, я отдельно передвигался, под охраной вертолетного полка, а?
– Да ладно вам, товарищ старший лейтенант, – засопел Кулик, – какие тут могут быть претензии?.. Просто тошно мне, – в хриплом голосе снова послышались слезы, – двадцать лет от роду – и калека!
– Жалость к себе – полезная штука, – согласился Хантер, – но пользоваться ею надо как