Она говорит резко, но ее рука мягко водит мне между лопатками, двигаясь вверх-вниз. И сразу вспоминаются другие моменты, когда я стоял на коленях перед унитазом, выворачивался наизнанку, а меня ободряюще поглаживали по спине. Но тогда это была не мамина рука, а рука Роба.
Засовываю голову под кран, глотаю чистую воду, полощу рот, сплевываю.
«Я иду за тобой, Си».
Снова голос. Тот же, что и прежде. Совсем рядом.
Я выпрямляюсь.
– Ты слышала? – спрашиваю у мамы.
– Что?
– Голос.
Она непонимающе смотрит на меня.
– Я слышу только шум воды и твои отплевывания. Рот прополоскал?
Во рту еще остается слабый привкус гнили, прячущийся у основания зубов.
– Почти, – отвечаю я и снова засовываю голову под воду.
«Ты меня слышишь, братишка?»
Я смотрю на струящиеся каскады у моего лица и мельком что-то вижу. Островок неподвижности среди текущей воды. Он совсем близко, но я не могу понять, что́ это. Становится тревожно, и в то же время меня тянет к этому островку.
Звонок в дверь возвращает меня к реальности. Я закрываю кран. Мама опять застыла. Похоже, она не знает, как ей быть.
– Я открою, – предлагаю я.
И иду открывать, на ходу вытирая голову посудным полотенцем.
Разговор с полицейскими не клеится. В моей памяти сплошные провалы. В голове мешанина. Я не могу ответить даже на простые вопросы.
– Почему ты пошел на озеро?
– Без понятия.
– А что делал до того, как отправиться на озеро? Расскажи о том дне.
– Не помню.
– Что произошло в воде?
– Без понятия. Помню только… сильный дождь. Ливень. И гром с молнией.
– Когда спасатели тебя нашли, ты был в рубашке и школьных брюках. А Роб – только в плавках. Карл, почему ты купался в одежде?
– Без понятия. Извините. Я в самом деле ничего не помню.
– Карл, я должна задать тебе еще один вопрос. На теле Роба… на нем были ссадины и следы побоев. Ты знаешь, откуда они появились?
Костяшки моего кулака бьют по его голове. Он отодвигается, но тут же набрасывается на меня. Я отбиваюсь руками и ногами, но вода затрудняет и утяжеляет движения. Мне холодно. Очень холодно. Холод высасывает из меня силы. Я подгибаю ноги, стремясь отбиться пятками. Луплю его по чувствительным местам. Он вопит, но мне от него тоже достается.
– Ничего я не знаю.
У меня потеют ладони. Если воспоминания настоящие, тогда ссадины и следы побоев оставил я.
Мама сидит на краешке стула. Ее руки сомкнуты и зажаты между колен. Спина наклонена, плечи опущены. Вид у нее такой, будто она в приемной у зубного врача, а не в гостиной своего дома.
– Мальчишки всегда дерутся. Разве не так? – вставляет мама. – Природа у них такая.
Констебль Андервуд хмурится. Ее напарник подается вперед и спрашивает:
– Керри, а когда вы в последний раз видели их дерущимися?
Куда он клонит? Неужели считает меня