– А кто тебе, мужней жене, должен был помочь? – с мягким укором спросила Ольга Денисовна, и все разговоры за столом стихли. Прозвенел третий звонок, и театральная драма началась. – Уж не я ли? Сестра Алексея вон и так часто приезжала, но ведь муж – это твоя семья, не наша.
– У Лёши была сиделка, – сухо напомнила Эльвира Викторовна, смотря в свою тарелку. – Уход был более чем хорошим. Царствие небесное моему бедному брату.
И притворно вздохнула, будто хотела, чтобы кто-нибудь, например, я, спросил: а почему богатый брат стал вдруг бедным?
Не из-за молодой ли жены, при виде бледного личика которой, каждый мужчина в радиусе действия приворотных чар хотел взять девушку под покровительство.
А хоть бы и так, я не осуждала вдову. Захотел взрослый мужчина молодое тело, так умей нести свой крест, а инфаркт, он от усердия в любовных делах. В конце пьесы каждый получает своё. Муж – мягкую постель или два метра земли, жена – наследство.
– Давайте больше не будем мусолить эту тяжёлую для всех тему. Не хватает только чтобы мы все переругались, – вставил Ярослав и почему-то с осуждением посмотрел на меня. Словно это я завела разговор или являлась его причиной.
– Вот-вот, – поддакнул племянник покойного, подливая безутешной вдове в бокал ещё вина.
– Костя, не надо. Спасибо, – покачала головой хозяйка и промокнула глаза салфеткой, лежавшей подле её тарелки. – Я и так что-то расклеилась. Не могу находиться в этой квартире, но Платон так к ней привязан, и школа близко. Придётся привыкнуть жить в этих стенах без мужа.
И Настя посмотрела вокруг так, будто видела комнату впервые.
– Наверное, глупо, но я просыпаюсь и ищу его рядом, – продолжила она, смотря перед собой невидящим взглядом. – Словно вдруг меня стало наполовину меньше… Вот так!
Она громко щёлкнула пальцами, склонив голову набок. И потянулась за бокалом, почти не притронувшись к еде.
Костя, следящий чтобы наполнялся бокал Насти, почему-то не озаботился тем, чтобы и тарелка не пустовала. Зато сам ел с большим аппетитом и, напротив, совсем не пил.
Сама я ела с удовольствием ровно до того момента, когда заметила что этот Ярослав чуть ли не считает поштучно все рулетики, которые исчезали с моей тарелки. И не только баклажанные, но и мясные, рыбные.
Конечно, не отрицаю, поесть я люблю. Особенно когда нервничаю, то сама не замечаю, сколько уже съела.
В обычной ситуации это меня совсем не волнует, калории не подсчитываю, со сладкого не поправляюсь, но теперь я чувствовала себя нищенкой, случайно попавшей на богатый пир. Аппетит пропал, а головная боль кинжалом вонзилась в правый висок.
Этот мужчины, каждый раз говоря что-то матери, скользил по мне неприязненным взглядом, будто подтверждал мои самые худшие опасения: я выгляжу белой вороной,