Практически сразу после того, как Джон Кеннеди стал президентом, он потребовал пересмотреть американскую стратегию на переговорах по запрещению ядерных испытаний. Любопытно, что свое стремление достичь соглашения в этом вопросе он обосновывал не только пропагандистскими соображениями, но указывал на опасность распространения ядерного оружия: «Китай, или Франция, или Швеция или полдюжины других стран проведут успешные испытания атомной бомбы, безопасность как русских, так и американцев опасно ослабеет»[27], заявлял он в ходе избирательной кампании.
Впрочем, новые американские предложения, внесенные в марте 1961 года, в основном базировались на подходах предыдущей администрации. Вновь предлагалось запретить все ядерные испытания, кроме подземных взрывов магнитудой ниже 4,75 балла по шкале Рихтера (причем и на эти взрывы предлагалось ввести мораторий). При этом стороны решительно расходились по вопросам верификации. США настаивали на 20 инспекциях в год, СССР хотел ограничиться тремя. Причем советский представитель настаивал, чтобы решения об инспекциях на основе консенсуса принимала «тройка»: представители Советского Союза, Запада и неприсоединившихся государств. В ходе переговоров с Кеннеди в Вене Хрущев твердо стоял на том, что три инспекции в год – это максимум, что может разрешить Советский Союз.
Лидеры СССР и США покинули Вену, глубоко разочарованными друг другом. В глазах Хрущева американский президент не желал поддерживать его стремление к миру. Кеннеди предрек «холодную зиму» в отношениях. В обеих странах немедленно оживились те, кто желал отказа от моратория. На американского президента давил Пентагон и разработчики ядерного оружия. То же происходило и в Москве. «Отца мучило топтание на месте в переговорах о разоружении и запрещении ядерных испытаний. Пришло время определяться. Без опробования боеголовок межконтинентальные ракеты – янгелевские Р-6, королевская „девятка“, челомеевская „двухсотка“ – теряли значительную часть своих возможностей… Министерство обороны, конструкторы ракет, самолетов и других видов вооружений продолжали одолевать отца просьбами о возобновлении взрывов. Отцу не хотелось терять накопленный за два с половиной года моратория моральный и политический багаж, но теперь и он склонялся к тому, что другого выхода просто не существует»[28], – вспоминает Сергей Хрущев. Тем временем разразился берлинский кризис. Восточная часть города была отделена от западной стеной, ставшей на десятилетия символом холодной войны. Нараставшая конфронтация