На это сторонники традиционных форм контроля указывают: утверждения о том, что современное неядерное оружие девальвирует ядерные потенциалы, так как способно уничтожить первым ударом ядерные средства, не соответствует действительности[12]. Весьма показательно, что военные специалисты из профильного института Министерства обороны России весьма скептически оценивают возможность внезапного разоружающего удара неядерными средствами[13]. При этом следует признать, что есть новые сферы развития военных технологий, которые не учитываются существующими договорами. Однако безусловно правы те исследователи, которые указывают: вся история создания системы контроля над ядерными вооружениями состоит в том, что в ходе переговоров шел напряженный поиск устраивающих всех правил учета новых технологий. В этой связи можно вспомнить и о сложнейших переговорах по контролю о количестве боеголовок в ракетах с разделяющимися головными частями, и об учете крылатых ракет воздушного базирования[14]. Сложность проблемы совершенно не означает ее неразрешимости.
Другая группа аргументов об устарелости контроля над вооружениями сводится к тому, что количество стран, обладающих ядерным оружием, растет. А основные договоры – двусторонние, они заключены между Москвой и Вашингтоном. Эти соглашения не учитывают, например, Китай с его растущей военной мощью. К тому же в основе любого договора об ограничении ядерного оружия лежит ядерное сдерживание. А это, по мнению критиков ядерного контроля, может бросить тень на дружественные отношения России и Китая. В этих рассуждениях есть, безусловно, доля истины. Действительно, растет военная мощь Китая и ряда других стран. Но их участие в соглашениях по контролю других членов ядерного клуба не носит принципиального значения ни сейчас, ни в обозримой перспективе. Ведь свыше 90 % ядерных вооружений, накопленных сегодня в мире, приходится на Россию и США. Поэтому режим контроля