На всех воспоминаниях о Сталине лежит нестираемый отпечаток культа его личности. Первая волна их массового появления относится к концу 1920-х гг., когда культ складывался и формировался. Как известно, в процессе прославления вождя большую роль сыграли его официальные юбилеи, первый из которых – 50-летие Сталина – был отпразднован в декабре 1929 г. Сложно сказать, существовала ли прямая причинно-следственная связь между писанием воспоминаний и подготовкой к юбилею, непосредственный заказ, или то и другое было проявлением одного процесса становления диктатуры и культа Сталина, но, так или иначе, юбилей должен был стимулировать мемуаристов.
Если в Баку в 1923-24 гг. при издании юбилейных сборников к 25-летию партийной организации о Сталине демонстративно умолчали, то через несколько лет те же самые бакинские партийцы принялись наперебой вспоминать о его выдающейся и руководящей роли в революционном движении. В 1930-е гг. культ нарастал, однако на фоне разгула прославления Сталина процесс создания воспоминаний о нем развивался отнюдь не столь же поступательно: в начале 1930-х гг. заметен спад и новое оживление к концу десятилетия, видимо, связанное с подготовкой к следующему юбилею Сталина в декабре 1939 г. Впрочем, говоря о динамике написания воспоминаний, нужно учитывать еще более или менее случайные локальные обстоятельства. Например, большой массив рассказов жителей Курейки был записан директором местного музея Сталина в начале 1940-х гг., и обусловлено это было, очевидно, его личной активностью.
Таким образом, во время относительной свободы описания недавней партийной истории в 1920-е гг. о Сталине не писали по причине отсутствия широкого интереса к его персоне, а если и писали, то это были скорее вбросы компрометирующих сведений на фоне борьбы за власть. В период