Дураки и прочие Легенды. Игорь Станиславович Буторин

Какой-нибудь трактор с пьяным водилой. Но никакой дурак в такую пору на улицу не сунется. Даже по-пьянке. Хотя один нашелся. И этот дурак – я. И трезвый, что еще хуже. У пьяного хоть удаль хмельная есть, а у меня только жуть и страх.

      Дожили, в двадцать первом веке, как какой-нибудь ямщик погибнуть от волчьих клыков. Зашибись!

      Первым приближение деревни почувствовал вожак. Он стал подбираться к боку кобылы. Потом огоньки домов увидел и я. Еще километра два-три.

      Главное, чтобы кобылу не завалили. Она – моя жизнь. Она тоже в ужасе и несется, как только может. Если ее рвать начнут, тогда и мне не убежать. Догонят и сожрут. Кузя еще может убежать. Хотя он меня не бросит, будет защищать. Но волков много. А сколько их? Да какая разница! Всякая херня в голову лезет.

      Кузя низко залаял и теснее прильнул к ноге. Только мешает хлестать лошадь.

      Вожак бежал уже совсем рядом с кобылой. Однако кнутом не достать. Молодые волки шли параллельно саням. Или мне кажется, или я даже слышу их дыхание. Оглянуться я вообще боюсь. Боюсь увидеть количество преследователей. Это как в драке. Если уж побежал, то беги и не оглядывайся. Все силы на бег. Оглянулся, затормозил, испугался еще сильнее и все, ноги уже не слушаются, уже не несут.

      Вожак пошел на перехват. Пиздец! Все по Высоцкому. Нырнет под пах, кобыла закружится и… Кнутом отогнал вожака.

      Извини, Кузя! Спасай хозяина. Ногой пса с саней.

      До слуха донесся сначала стон с повизгиванием, а потом просто визг. Стая рвала верного ньюфаундленда Кузю, чья родословная, пожалуй, длинней чем у некоторых европейских королей. Цвета его крови я не видел, думаю, она была благородная, голубая. Во всяком случае за всю свою жизнь он проявлял только благородные чувства и был верен мне, как бывают верны только собаки, для которого хозяин бог. Заботливый и справедливый. Справедливый?

      В деревне пахло растопленной печью, кое-где светили уличные фонари. Все дышало теплом, уютом и умиротворением. Кобыла храпела и по очереди поджимала ноги.

      Все как у Гоголя – тиха ночь в деревне.

      Только тоска от предательства все звенит на высокой ноте в моей опустошенной душе.

      Кузя спас мне жизнь? Или я предал друга?