– А сколько теперь осталось до Ванстерланда? – спросил он.
– Много. – Она оглянулась, изучая горизонт, и радость моментально сошла на нет. Девушка ускорила шаг.
Он, превозмогая себя, плелся следом.
– Я даже спасибо тебе не сказал.
– Скажешь потом, если мы не превратимся в пару замерзших трупов.
– Поскольку этого потом может и не быть… спасибо. Ты ведь могла позволить Триггу убить меня.
– Если бы задумалась хоть на миг, то так бы и сделала.
Ему ли на это сетовать? Ярви спросил себя, как поступил бы он, если бы это ее душил Тригг – и ответ ему совсем не понравился.
– Выходит, хорошо, что ты не стала долго думать.
Настала долгая тишина, только под сапогами похрустывал снег. Наконец, девушка насупленно посмотрела на него и тут же отвернулась обратно.
– По-моему, тоже.
На второй день они принялись шутить, чтобы поднять себе настроение.
– Ты опять начал зажимать наши припасы, Анкран! Куда жареного поросенка дел? – И все хохотали.
– Давайте наперегонки до Вульсгарда! Кто последний пройдет в ворота, того продадим, чтобы нам хватило на эль! – И все хихикали.
– Надеюсь, Шадикширрам, когда нас догонит, притащит с собой вина. – И никто не улыбнулся.
После того, как на рассвете – если можно было так назвать эту бесцветную мглу – третьего дня они выползли из своей жалкой как-бы-палатки, то все лишь недовольно бурчали.
– Не хочу, чтобы впереди меня шел этот старый растяпа, – скрежетал Ничто, после того как в третий раз наступил Ральфу на пятку.
– А мне не нравится, когда меч в руках полоумного маячит за моей спиной, – огрызался через плечо Ральф.
– А в спине тебе больше понравится?
– Сколько же вам лет, а до сих пор себя ведете как дети? – Ярви прибавил ходу и вклинился между ними. – Если мы перестанем помогать друг другу, всех нас убьет зима.
Впереди чуть слышно прошелестела Сумаэль:
– Скорее всего, она и так нас убьет.
Спорить Ярви не стал.
На четвертый день зимний туман накрыл белые земли подобно савану. Они шли молча. Лишь кто-нибудь неразборчиво буркнет, когда споткнется, да другой буркнет, когда поможет тому подняться, чтобы дальше идти в никуда. Шесть безмолвных фигурок плелись посреди великой пустыни, в бескрайней, ледяной пустоте. Каждый под тяжким гнетом невольничьего ошейника и еще более тяжелой цепи продирался сквозь стужу собственных бед. У всех была своя боль, свой голод и страх.
Первое время Ярви не переставал думать о тех, кто утонул вместе с судном. Сколько их там погибло? Он вспоминал, как крошились доски, как море хлынуло в трюм. И все для