Самым приятным было сидеть рядышком на палубе баржи на солнышке. Ян вынимал нз своего поясного кармашка деньги, беседовал с корабельщиком. Они платили за проезд, а корабельщик приносил им большие ломти белого хлеба, толсто намазанного маслом с ещё более толстыми кусками превосходного голландского сыру. На свете не было ничего более аппетитного, чем такая закуска посреди Рейна.
И солнце смеялось им, и все было так молодо, так юно!
Взявшись за руки, они сидели в глубоком молчании и смотрели на жёлто-зелёные волны с серебряно-белыми гребешками, на голубое небо, на летние барашки, плывшие в небе. Все было так тихо, что они слышали биение своих сердец.
– Ян! – говорила Эндри.
– Что? – спрашивал он.
Она говорила:
– Когда я буду большой, я выйду за тебя замуж.
Мальчик смеялся.
– Тогда тебе ещё долго ждать, Приблудная Птичка! Я не хочу жениться, девочки для меня слишком глупы.
– И я тоже? – спрашивала она.
– Ты? – обдумывал он. – Ты ещё слишком мала.
Она настаивала:
– Но я ведь вырасту. Когда я буду большой, я унаследую весь Войланд, это сказала бабушка. И тогда я выйду за тебя замуж и подарю тебе все, слышишь, Ян?
Мальчик мечтательно глядел на плывущие облака.
– Нет, – сказал он тихо. – Я не желаю Войланда. Он хорош только для каникул. Я хочу туда, в широкий мир…
Маленькая девочка вздохнула, но его руку держала крепко.
Глава 3. Соколиное царство
Эндри Войланд занялась такой игрой в своей комнате в «Plaza»: выдвинет ящик, посмотрит, что там лежит, возьмёт рубашку, чулок, платок и отложит в сторону. Погладит, не зная, что делать. И думает о том, что было, и чувствует, что нечто должно придти. Иногда она внезапно испытывала отвращение к себе и ко всему, что ей предстояло сделать с собой. Так, вероятно, гусеница сама себе становится противной, когда чувствует у себя появление крыльев.
Увидев свой костюм для верховой езды, она рассмеялась. Чего ради притащила она его с собой из Гринвич-Виллиджа? До весны она уже не сможет ездить в Парке, а тогда – давно уже будет в Европе. Там она, конечно, его не наденет. Если ей и суждено когда-либо сидеть на коне, то не в таком костюме. Она бросила на стул костюм, шляпу, сапожки. Позвала горничную.
– Возьмите это, – сказала она, –