Андрей взобрался на самую верхнюю полку, обернулся вдвое длинной шинелью и попытался уснуть. Но от холода и тревожных мыслей сон не шёл. И вдруг он ощутил, что все его тело горит жгучим огнём! Как будто всю кожу ему палили раскалёнными углями. Изо всех швов его просторной шинели устремились «на пир» тысячи голодных тифозных вшей. Андрей крутился и вертелся на досках, как мог, стараясь не подавать вида, что с ним творится. Но в теплушке, видимо, все новобранцы испытывали то же самое, что и он. С проклятьями они вскакивали с лавок, скидывая заражённые вшами шинели в самый дальний и холодный угол вагона. Многие остались стоять, не решаясь сесть вновь. Ребята чесали головы и бока, проклиная и войну, и армию, и тех, кто лишил их привычной жизни и свободы. Русский народ-то завсегда чистоплотный и набожный, а уж субботняя баня – важное действо даже у самых бедных. Не пристало русскому человеку идти в воскресенье в церковь немытому и в грязном белье. Спали дома частенько на лавках, на рогожах, на печи под тулупами, но мылись и ходили в чистом. Русским бабам даже в морозы приходилось полоскать бельё в проруби, в ледяной воде. Но чистая рубаха после бани была в семье у каждого.
Андрей подумал о том, что не успел перед дорогой сходить в баню. Страшно чесалась саднящая от укусов кожа, и очень хотелось спать. Но ложиться снова на полку он не отважился, повесил мешок с провизией наискось через грудь и привязал к поясному ремню – не знаешь, что ещё ждёт впереди. Так и стоял Андрей у окна, прислонившись лбом к холодному стеклу, и, закрыв глаза, думал свою горькую думу: «Что дальше? Воевать? Против кого? Кто враг? Я и в глаза не видел, не знаю, кто они такие эти „красные“? Поговаривают, что такие же, как и мы, крестьяне. Против дворян и царя воюют. Так почему же я должен идти и убивать их?» – Тут он ясно вспомнил распростертое на снегу тело своего соседа Ивана, не пожелавшего отдать хлеб белогвардейцам. Вспомнил его закатившиеся глаза и густое алое пятно, растёкшееся на груди.
– Что же это!? Вот так убивать! Нипочём не буду! Не могу! Не хочу! Дом же у меня! А там ждут жена, отец, родные! – И ему вдруг так ясно вспомнились колышущиеся от ветра духмя́ные23 травы на лугах, где они с отцом косили сено, тихая речка с горячим от солнца песком на берегу, их с Варей долгие вечера на заимке вдвоём… Тогда Андрей ещё не знал, что привычный ему мир давно и бесповоротно полетел в тартарары. А новый мир уже рождался в крови и муках, в совершенно непонятной и страшной ненависти человека к человеку. Жизнь только-только начиналась, и вдруг ему почему-то нужно умереть! Или хуже – убить кого-то! «Господи!» – закричала его душа, и впервые за долгое время он вспомнил о Боге. Прежде он редко задумывался о вере, чужды ему были молитвы и церковные