Я наблюдал за этим процессом – целый день не отходил от поддона.
Отец ворчал на меня:
– Сколько можно валять дурака с червяками? Занялся бы чем полезным!
– У него проснулся материнский инстинкт, – защищала мама.
– Материнский? – хмыкнул отец.
– Ну, отцовский… – поправилась мама и осеклась.
Папаша ничего не сказал – только покосился обиженно и скорчил физиономию. Так, что мама прыснула со смеху.
Наконец все шелкопряды закончили ткать. Гусениц в поддоне совсем не было – только разноцветные коконы.
– Ну всё – самоизолировались! – сказал папа Марк (это слово я тогда и запомнил).
Родители хотя и ворчали, что гусеницы им надоели, но всё – таки переживали за них. А уж от разноцветных коконов оба пришли в восторг. Папе нравились жёлтые. Мама трогала их все по очереди, гладила пальцем – и никак не могла выбрать лучший цвет. Баба Рая рассказывала, что любимыми игрушками мамы Гали в детстве были «солковые тляпотьки».
Когда шелкопряды самоизолировались, меня отпустили спать во дворе. Поддон с коконами задвинули. На железную кровать во дворе постелили ватный матрас. Мама, ещё засветло, расстелила простыню, надела на пушистый плед пододеяльник, взбила пуховую подушку…
После захода в саду темнело быстро. Друг за дружкой загорались звёздочки на небе, окна в домах, абажур над столиком под вишней, лампы – трубки под крышей терраски. На свет прилетели мелкие ночные мотыльки и стали кружиться. Потом прилетела огромная, толстая бабочка виноградной гусеницы. У неё были скошенные назад, как у реактивного самолёта, крылья. Папа сказал, что это винный бражник. А дед называл её «тусточетыре».
Бабочка делала виражи возле ламп – трубок, со звоном задевая их крыльями. Показывала «высший пилотаж». Меня всегда охватывал охотничий азарт, и тогда я бежал за сачком. Но только не сегодня.
Первый раз в сезоне лечь спать во дворе – это было событие. Я ходил по двору – и не мог дождаться, когда же все улягутся спать и выключат свет, чтобы стало совсем – совсем темно.
Родители возились дома – папа готовился к лекции, мама делала обед на завтра. Бабушка с дедом пили чай под вишней и заманивали меня ватрушками. Но я уворачивался. Я ждал другого приключения.
…Сначала погасли огни в бабушкином доме, потом – над нашим крыльцом. Потом в комнате. Окно ещё светилось золотым светом от шкалы древнего приёмника «Сименс» – папа Марк слушал радио «Немецкая волна». Диктор бубнил всё тише, тише – и, наконец, щёлкнул выключатель. Двор погрузился в полный мрак и тишину.
Зато тишина