Я подошёл и заглянул в коробку. Изнутри она была устлана зелёными листьями, на которых шевелилось множество белёсых червячков. Они шуршали и быстро грызли края листьев.
Шёлковые гусеницы! Это так здорово! Я даже рот раскрыл.
– Мама, это гусеницы сделали нашу жёлтую шелковую занавеску с бабочками? Они теперь у нас жить будут?
– Ну, всё, – засмеялась мама и потрепала мои вихры, – теперь из дома тебя точно не выгонишь.
– Ты знаешь, – сказала она тёте Жене, – как мы полы в жёлтый покрасили – так Алёшка только в доме играет. Изолировался от дворовой жизни. Теперь хоть за листьями побегает. Надо же ему о ком-то заботиться.
Я ухватил коробку и потащил в дом.
– А «спасибо» кто будет говорить? – крикнула мама вслед.
– Спасибо, тёть Жень! – крикнул я, не оборачиваясь. Восторг обладания живыми шелкопрядами переполнял меня.
С этого дня я мог часами просиживать над коробкой, подкладывать свежие листочки и радоваться, как быстро набирают вес мои шелковичные детки!
Они и вправду росли не по дням, а по часам. Нам с дедом пришлось сделать новое жилище – картонный поддон, размером почти с меня. Заполненный слоем сочной тутовой листвы, он стоял на жёлтом полу, под окном. Из поддона раздавался хруст.
Очень скоро полсотни упитанных гусениц, размером с указательный палец, съедали по целому ведру листьев в день. Скоро вся зелень с нижних ветвей тутового дерева нашей соседки была оборвана. Пришлось использовать лестницу – стремянку…
Гусеницы шелкопряда казались мне необыкновенно красивыми. Белые, кремовые, жемчужно – серые. Глаза у них были как будто подведённые стрелками. А соединённые брови – словно усьмой[1] подрисованы. На попках задорно торчали вверх острые хвостики.
Через некоторое время я стал различать шелкопрядов по лицам. Некоторым дал имена.
Моим самыми любимым фильмом был «Тахир и Зухра». Я смотрел его три раза и каждый раз плакал в конце. Поэтому самую толстую серую гусеницу, которая нагло всех расталкивала, я назвал Падишах. А двух самых красивых – белую и кремовую – Тахир и Зухра. Они всегда были рядом.
…И вдруг мои гусеницы перестали есть. Они суетливо передвигались по поддону и отворачивались от самых нежных и молодых листочков. Неужели заболели? Я побежал к деду, он был знаменитый доктор – рентгенолог. Я верил, что он может вылечить всех. Даже шелковичных червей.
Дед мог посмотреть рентгеновский снимок – и мгновенно сказать диагноз. Ещё у деда была трубка, похожая на дудочку. Стетоскоп называется. Он слушал трубкой спину и грудь человека, стучал по ним пальцем и говорил, какие надо пить таблетки. Но как сделать рентген моим червякам?
– Деда Боря! – завопил я. – Мои гусеницы заболели! Послушай их.
Дед пришёл, потрогал червяков и покачал головой.
– Что с ними, деда? – дрожащим голосом спросил я. – Скажи диагноз!