Он – здесь, я в мыслях – где-то далеко.
Приходят думы – я боюсь и жду,
Когда до омерзенья я дойду.
Чем быть его женою, – что мне честь! —
Я рабство предпочла бы дальше несть.
Когда б ту страсть развеяли ветра,
Когда б ласкал другую до утра,
Счастливой стала б я – еще вчера!
Коль любящей я буду в эту ночь,
Знай, пленник, – это чтоб тебе помочь.
Я жизнь за жизнь тебе надеюсь дать.
И будешь ты с любимою опять
Делить любовь, которой мне не знать.
Прощай! уж утро! Пусть мне будет ложь
И тяжела – но завтра не умрешь».
Прижала к сердцу пленника персты,
И были грустны нежные черты;
Потом исчезла, как чудесный сон.
Была ли здесь? Один ли снова он?
Но на цепях его горит алмаз —
Слеза, пролитая из ясных глаз
Святой и сострадательной тоской,
Граненная нездешнею рукой.
Волнующа, опасна, как гроза,
Пленительная женская слеза!
Оружье слабой женщины, она,
Как щит и меч, спасительно сильна.
Что Добродетель перед ней сама,
Раз Мудрость сходит от нее с ума?
Пал целый гордый мир, бежал герой[43]
За робкой Клеопатриной слезой.
И многие – не только триумвир[44] —
Земной теряли и небесный мир
И принимали ужас вечной мзды,
Чтоб выручить кокетку из беды!
Уж утро. На чертах его немых
Играет луч, но нет надежды в них.
Что ждет его? Быть может, на чело
Опустит ворон черное крыло,
Его сомкнувшимся глазам незрим,
И сядет солнце, и роса, как дым,
Прохладою тумана своего
Все оживит, но только не его!
Песнь третья
…come vedi, ancor non m'abandonna.
Холмы Морей превратив в пожар,
Садится медленно багровый шар;
Нет, здесь не Север, где обвит он мглой,
Здесь блеск неомраченный и живой!
И желтый луч, пронзая глубину,
Сверкает сквозь зеленую волну.
Эгинских скал позолотив хребет,
Бог радости последний шлет привет;
В родной стране он длит конец зари,
Хоть здесь его разбиты алтари.
Уж тени гор бросают длинный клин
На твой залив, суровый Саламин!
Их арок голубых далекий ряд
Багрянцем зажигает жаркий взгляд,
И краской нежной, видною чуть-чуть,
Бог отмечает свой веселый путь,
Покуда, мрак раскинув в ширину,
За скат Дельфийский не сойдет ко сну.
В такой же вечер так же цвел закат,
Когда – Афины! – умирал Сократ.
О, как была страшна ночная тень,
Кончавшая его последний день!
О нет! о нет еще!.. и день не гас,
И долго длился драгоценный час.
Но что лучи тому, чей меркнет взор?
Ему безрадостно сверканье