– Бывают, – Слай хитро подмигнул другу.
Харо многозначительно усмехнулся.
– А где Керс? – Твин огляделась по сторонам. – С утра он был явно не в духе. Опять полаялся с Глим?
– Да кто их там разберёт, – развёл руками Слай. – А вот, кстати, и он.
Твин оглянулась, куда указал Семидесятый. От стражников, которые, по своему обыкновению, держались в стороне, с довольной улыбкой шагал Керс. От его утренней угрюмости не осталось и следа.
– Ну что, желторотики, без спирта не останемся, – самодовольно сообщил он.
– Главное, чтобы без Керосина не остались, – заметила Твин. – Не понимаю, зачем вообще с ними связываешься?
– Не ворчи, – рассмеялся он, – всё под контролем.
Керс, конечно, не дурак, но эти его делишки с надзирателями ничем хорошим не закончатся. К тому же Седой знал, что тот приторговывает дурью и как-то раз пообещал: поймает – высечет до полусмерти. Может старик просто запугивал, но проверять на деле не хотелось. От кнута раны заживают долго.
Хотя, относится он всё-таки к ним по-особому. Нет, хвалит редко и не напоказ, да и влетает им чаще других, и, тем не менее, он обучил Керса грамоте и языку благородных, а ей помогал справляться с Альтерой.
Но в этот раз не похоже, чтобы Керса заботили угрозы Седого. В эту его наигранную весёлость может поверить Глим или кто-то другой, но она-то знает его, как облупленного. Может, дело в торгах?
Каждый из них переживает это по-разному. И если она просто старалась меньше думать о будущем, а Харо, как всегда, замкнулся в себе, то Керса в последнее время почти не узнать. И пить стал больше обычного. Единственным непрошибаемым остался Слай. Кажется, его и впрямь не заботит будущее. Живы, и то хорошо, к чему лишние тревоги? Вполне в его духе.
И всё же за завтраком Твин не выдержала.
– Слай, – тихо позвала она. – Ты хоть раз задумывался, что с нами будет? Или тебе плевать?
Он удивлённо поднял брови.
– Да что на тебя нашло? Всё утро твердишь об этом.
– То есть тебя не волнует, будем мы вместе или нет?
– Конечно волнует.
– Заметно, – пробурчала она.
Слай сдержанно вздохнул и потёр пальцами переносицу.
– Скажи, как бы ты хотела запомнить свою мать? С перерезанным горлом, как из снов или счастливую, с улыбкой?
– С улыбкой, конечно.
– Вот и я так же.
Выходит, зря она так на него? Могла бы и раньше догадаться. Они ведь сто лет вместе.
Она не помнила ни единого дня из жизни до Легиона, даже дорога в Опертам сохранилась в памяти бессвязными обрывками. Но чего никогда не забыть – это яблоко в руке мальчишки, протянутое в попытке утешить, когда она рыдала в тёмном углу казармы. Это был первый день в Терсентуме и его она запомнит до самой смерти, потому что именно тогда в её жизни появился Слай. Сколько лет с тех пор прошло? Пятнадцать, не меньше. А он до сих пор умудряется её удивлять.
Может быть он прав. Нужно радоваться тому, что имеешь. У неё есть настоящая семья, братья. Мало кто может похвастаться