Тайный покупатель. Надежда Гарнык

стали на цветном принтере печатать с шаблона, именные, ничего запонять не надо.) «А ты приходи ко мне на факультатив, − предложил он, − это очень важно, что ты так пишешь, понимаешь? И посмотрел на меня так, что я понял: мы с ним подружимся.

      Факультатив по литературе желающих посещать немного и одни девочки; когда они не приходили, мы с директором часто болтали за жизнь, и скатывались на какие-нибудь подвиги Святослава или «Сказания о Дракуле-воеводе». Когда я ещё не сёк в древнерусской, я пожаловался директору, что «Слово о полку Игореве» я терпеть не могу и возмутился, почему его включают в обязательный список. «Если достанется на огэ, я сразу повешусь», − сказал я. Староверов пристыдил меня (но без оскорблений, аккуратно так) и заметил, что это от необразованности. Посоветовал кое-какие лекции глянуть в сети и именно тогда, мне двенадцать стукнуло, сходил со мной впервые в церковную библиотеку. И я подсел именно с этого момента на старые книги, на жёлтые страницы, на кириллицу и всю историю письменности, Кирилл и Мефодий до сих пор мои кумиры, особенно Кирилл. Но был и затык – в церкви и музеях города почти все рукописные книги были церковные. Я церковное не любил, мне было неинтересно старославянское, я Библию знал только по роману «Мастер и Маргарита», а на картины великих художников пялился, не въезжая в сюжет, ни в библейский, ни в античный, и с детства всё непонятное спрашивал у мамы, мама знала много по искусствоведению. А летописи, то есть хроники, то есть жития, хранились в библиотеках и музеях кремля и никому не показывались, даже Староверову. Староверов говорил, что по слухам у них есть даже канон четырнадцатого века, но это стоит дороже, чем Рембрант. Я не верил. Это нереально, чтобы в нашем Мирошеве и вдруг – канон старославянский. Староверов говорил, что может быть это копия более поздняя, но это всё равно очень дорого, и все такие вещи у палиославистов под учётом, но никто не гарнтирует, что где-то есть неучётнные памятники. Наш злобный словесник очень любил Русь, историю до крещения Руси, ну и после тоже обожал, и просил меня иногда старым русским шрифтом тексты писать. Он приносил мне сканы или фотографии удивительных незнакомых мне знаков и букв, и я просто переписывал на ватманский лист – это к неделе русского языка или ко дню славянской письменности и культуры. Я карандашом намечал, а дальше девчонки трудились, красками обводили, заставки раскрашивали. Многие шрифты, из тех, что приносил директор, я знал по библиотеке, когда ходил в читальный зал, но я не понимал, зачем он просит меня писать глаголицей, предположил: просто украшение. Были шрифты и незнакомые… Оригинальные, чаще латинскими графемами, Староверов говорил, что это сканы из европейских библиотек. Он каждый год ездил в Европу, но это он сообщил только мне. Впервые попробовал я под его руководством устав, полусутав и скоропись! Зачем, недоумевал я, мне несложно конечно, но зачем мне канон родом из греческого. То есть Русь-то Староверов любил, но – как продолжателей традиций. Староверов производил впечатление