– Понял, – ответил южанин. А потом, решив, что он ничего не потеряет, если спросит, заискивающе улыбнулся: – Едой, случайно, не поделишься?
Маланиец заржал. И хотя это был веселый смех, вызванный так редко встречаемой у берийцев безобидной наглостью, звучал он очень странно. По спине невольно побежали мурашки.
– Норха, бэрэйнэр! – выкрикнул всадник между приступами хохота. Потом обвел лес могучей рукой: – Охоться!
Пожав плечами под этот странный смех, Джорри с сожалением отметил, что дальнейшего разговора не склеится.
– Ну, тогда, – со вздохом отходя в сторону, юноша оттарабанил еще одну заученную фразу, но уже на своем родном языке: – да не оставят тебя духи!
– Удачной охоты, тэрэдор! – подколол его на прощание наемник. А еще говорят, что у варваров нет чувства юмора.
Закашлявшись от пыли, поднятой ветром, когда жеребец рванул с места в карьер, Джорри пропустил, как всадник исчез за поворотом. Только удаляющийся стук копыт, еще некоторое временя был свидетельством странной встречи.
Шаркая почти отвалившейся подошвой, Стенолаз побрел дальше. Несмотря на внутреннее сопротивление, он начал медленно утопать под волной воспоминаний. В восемь лет он впервые побывал на ярмарке в Стэржеме. Самое большое Перепутье Берии находилось почти на границе Южных и Новых южных провинций. Но тогда ему это казалось далеким-далеким севером. Его поразило очень много вещей, и по возвращении он несколько дней никому не давал себя заткнуть. Внимательность в сочетании с любознательностью породили в нем бесчисленное количество впечатлений и вопросов. Одной из крайне удививших его вещей было то, что люди боялись маланийцев: уступали им дорогу, показывали оберегающие знаки вслед, менялись в лицах, если говорили с наемниками. Когда Джорри спросил у матери, почему так, она сказала, что, возможно, у этих людей не чиста совесть, и они боятся, что чья-то месть придет с желтыми глазами.
Не избегающие бездорожья наемники, кто держал путь к Богатому заливу или возвращался оттуда домой, составляли три четверти редких гостей Ухарты – маленькой деревни, где родился и вырос Джорри. Молчаливые, непьющие, редко торгующиеся из-за цен на ночлег, не трогающие женщин, но без церемоний и переживаний о чужих моральных устоях предлагающие купить одну из приглянувшихся. Конечно, новостей о том, что творится в мире, у них узнать было нельзя, но зато всегда было интересно наблюдать за каким-то запомнившимся дикарем: за новыми татуировками и шрамами, за тем вернется ли он домой, как всегда, примерно через шесть-семь месяцев и выйдет ли снова на промысел еще через один-два. О, сколько барахла – настоящих детских сокровищ в то время – они теряли и выигрывали в спорах, чей маланиец дольше протянет! И сколько раз получали по шее за то, что забирались на чью-то крышу, чтобы в полном восторге подглядывать, если варвару взбредет в голову размяться. Несколько раз на памяти