– А не могли бы вы вместо этого принести ей воды? – спрашивает она официанта. Я бросаю на нее раздраженный взгляд, хотя это больше для вида, чем что-либо еще. Меня вполне устраивает не пить сегодня никакие пузырьки. Я должна ясно мыслить.
– Хм, – говорит Пру. – Ей лучше пить воду из-под крана, чем из бутылки. Никогда не знаешь, что там внутри. Однако этому нельзя пропасть даром, – она берет мой стакан и смотрит на маму. – Не пойми меня неправильно, Деб. Я последний человек, который когда-либо жаловался на лишнее шампанское, но твоя пуританская жилка снова проявляется. С каких это пор ты стала так похожа на маму?
Учитывая мамино мнение о Кэтрин, я ожидаю, что Она обидится. И в выражении ее лица мелькает крошечный намек на обиду, но она только отвечает:
– Наверное, с тех пор, как я стала чьей-то матерью. – Она бросает на меня взгляд, а затем снова смотрит на Пруденс. – Матерью Кейт. С которой ты, кажется, уже довольно хорошо знакома. Ты не хочешь объяснить мне, как и почему ты оказалась в комнате ее бойфренда?
– Я преподала твоей дочери урок, Дебора. Небольшое напоминание, чтобы она перестала играть в вещи, которых не понимает. «Кирист Интернэшнл» – это не игра. У нас есть серьезная миссия, и мы намерены ее выполнить.
Голос Пру слегка повышается с каждой фразой. Кирнан протягивает руку и мягко сжимает ее ладонь, многозначительно оглядывая комнату, после чего снова смотрит на Пру. Знаю, что он хочет сказать: люди смотрят, понизь голос, но Пруденс либо не понимает этого, либо ей все равно, потому что она отдергивает руку и говорит еще громче:
– Я пыталась защитить ее. Я думала, тебе бы хотелось этого!
– Конечно, мне бы хотелось этого, – говорит мама, – чего я не понимаю, так это почему ты не связалась сначала со мной, Пру. Она же моя дочь. Это моя работа – защищать ее, а не твоя, и я не могу этого делать, когда все держат меня в неведении.
Резкий взгляд в мою сторону дает понять, что этот упрек касается и меня. Я одариваю ее извиняющейся улыбкой и притворяюсь, что поглощена решением, какую сладость выбрать с верхнего яруса.
Мне до жути неприятно то, что мама чувствует себя отстраненной, но, честно говоря, если бы пришлось сделать это снова, я бы еще раз решила не говорить ей всего. Только… я бы, наверное, попыталась отговорить ее от принятия гранта на исследования, теперь, когда я знаю, чьи деньги в него вложены. Не то чтобы мне нравилось лгать маме. Просто не думаю, что она способна держаться подальше от всего этого. Мама не сможет стоять в стороне и смотреть, как я рискую. Она войдет в режим безумной матери-тигрицы и набросится на кого угодно: на Кэтрин, папу, даже на меня – если решит, что они ответственны за то, что подвергли ее детеныша опасности.
Но оттенок того же самого чувства мелькает в ее глазах, когда она смотрит на свою сестру.
Пруденс делает глубокий вдох:
– Я пыталась защитить и тебя, Дебора. Солу нельзя доверять. Он… – Ее взгляд вдруг превращается во взгляд напуганного