– Значит, все, что говорила мне Пруденс, правда? Ну, я проверила кое-что из того, что она рассказала. Я никогда не обращала внимания на всю эту мифологию киристов. Честно говоря, я вроде как даже избегала этого. Тот факт, что эти киристы использовали ее имя… было больно каждый раз, когда я его слышала.
Я с трудом себя сдерживаю, чтобы не сказать ей, что даже такое не помешало ей дать мне именно это кошмарное имя, но я прикусываю язык и позволяю ей договорить.
– Когда Пру рассказывала мне о «Кирист Интернэшнл», мне нужно было только ввести в поисковик «сестра Пруденс», чтобы убедиться в ее истории. Ее изображения всплывали повсюду, некоторые были настоящими фотографиями. Но… ты хочешь сказать, что она действительно использует эту штуку для путешествий во времени? И ни у кого здесь не поехала крыша?
– Ну, у тебя точно не поехала, – я похлопываю по месту рядом с собой на кровати, потому что мама, кажется, все еще нетвердо стоит на ногах. Как только она присаживается рядом, я продолжаю: – Да, Пруденс использует ключ для путешествий во времени.
– А что насчет всего остального? Она сказала, что наш отец… не папа, а какой-то другой, биологический отец, о существовании которого я даже не знала, жив. Он застрял где-то в будущем, и она пытается помочь ему избежать какой-то глобальной катастрофы. Это тоже правда?
– Нет. То есть да, Сол жив, но он и Пруденс создают катастрофу, а не предотвращают ее, – ее глаза сузились. – Хотя я не знаю, понимает ли это сама Пру.
Терпеть не могу находить оправдания для Пруденс. Я все еще слышу, как она на Всемирной Выставке говорит мне, что я могу либо присоединиться к киристам, либо встать в очередь вместе с остальными овцами, которых ободрут и зарежут. Мысль о том, что она невинная жертва, мне не очень нравится. Но я также знаю, что маме будет нелегко принять мое подозрение, что ее сестра, которую она очень любит, – злая стерва, убивающая людей.
Я делаю глубокий вдох, тщательно подбирая слова:
– Думаю, что Сол солгал ей о своих планах, по крайней мере, в самом начале. И я знаю, что она часто пользовалась этим ключом. Так часто, что даже меняла свою собственную временную линию. Меняла свои собственные воспоминания. Это нехорошо. Кэтрин говорит…
Я тут же жалею, что не могу вернуть свои последние слова обратно, потому что мамины глаза тут же вспыхивают при упоминании имени Кэтрин.
– А откуда ты знаешь, что мама не лжет? Она лгала мне всю мою жизнь! Может быть, этот Сол действительно пытается…
– Нет! – говорю я, вкладывая в это слово всю уверенность, какую только могу собрать. – Нет, мам. В 1912 году Сол протестировал это в одной деревне в Джорджии. Я видела груды тел детей, даже младенцев, которые умерли, потому что Сол бросил что-то в их колодец.
От одной мысли о сцене в Божьей Лощине у меня на глаза наворачиваются слезы, и мне приходится сморгнуть их.
Выражение лица мамы немного смягчается, когда она смотрит на меня, но она все еще не убеждена.
– А Пруденс?
Сначала я не понимаю ее